книгу в зеленом переплете. Это был маленький, худой, очень бледный человек с высоким лбом. Он смотрел на меня пронизывающим взглядом из-за своих очков в золотой оправе.
— Ланг? — произнес он, и лицо его передернулось от нервного тика.
Старший надзиратель еще раз подтолкнул меня, и я оказался в каком-нибудь метре от стола. Надзиратель стал справа от меня. Позади письменного стола вся стена от пола до потолка была уставлена книгами.
— Так! Так! — воскликнул начальник тонким крикливым голосом.
Он прямо от окна бросил книгу в зеленом переплете на стол, но промахнулся — она стукнулась об угол стола и упала на пол. Старший надзиратель хотел было поднять ее.
— Стой! — крикнул начальник.
Глаза, нос, лоб, рот — все у него было в движении. С удивительной живостью он ткнул пальцем в сторону старшего надзирателя и сказал:
— Это я уронил ее.
— Так точно, господин начальник, — отчеканил старший надзиратель.
Начальник подскочил к письменному столу, поднял книгу и положил ее рядом с пепельницей, полной недокуренных сигарет. Он приподнял правое плечо, посмотрел на меня, взял со стола линейку, повернулся ко мне спиной и с бешеной скоростью зашагал по комнате.
— Итак, это Ланг! — снова воскликнул он.
Наступило молчание, и старший надзиратель без особой нужды, на мой взгляд, крикнул:
— Так точно, господин начальник!
— Ланг, — сказал начальник за моей спиной, — ко мне поступила жалоба на вас от вашего опекуна господина доктора Фогеля.
Я услышал, как за моей спиной он полоснул линейкой по чему-то мягкому.
— Он жалуется, что вы не ответили на его письмо, копию которого он мне прислал.
Я проглотил слюну и сказал:
— Господин начальник, доктор Фогель больше не опекун мне. Я совершеннолетний.
Он стоял передо мной с линейкой в руках и гримасничал.
— По этой причине вы и не ответили?
— Нет, господин начальник. Я просто не хочу подчиняться ему.
— Если я правильно понимаю (удар линейкой по столу), письмо доктора Фогеля (удар линейкой по спинке кресла) — очень интересное письмо, сказал бы я (удар линейки по ладони)... Ваш отец выражал желание, чтобы вы стали священником?
— Да, господин начальник.
— А почему?
— Он дал обет святой деве, когда я родился.
Последовало несколько ударов линейкой, посыпались пронзительные «Ага! Ага!» — и он снова запрыгал по комнате.
— А вы не хотите этого?
— Нет, господин начальник.
Из-за спины я услышал:
— А вы говорили об этом своему отцу?
— Мой отец не спрашивал моего мнения.
Он стукнул линейкой по оконной задвижке.
— Ага! Ага!
И уже снова стоя передо мной:
— По этой-то причине вы и стали «без вероисповедания»?
— Нет, господин начальник.
— В чем же тогда причина этого?
— Я подумал, что мой духовник нарушил тайну исповеди.
Удар линейкой по столу, гримасы, подпрыгивание.
— Кому же — если принять это предположение за аксиому — (удар линейкой по полке с книгами) он рассказал о вашей исповеди?
— Моему отцу.
Из-за моей спины:
— И ваше предположение подтвердилось?
— Нет, господин начальник, не подтвердилось. Но узнал я об этом значительно позже.
Все еще из-за моей спины:
— Но вы уже не вернулись к религии?
— Нет, господин начальник.
Стук линейкой по чему-то деревянному, очень пронзительное: «Ага! Ага!» — и внезапно громкий возглас:
— Интересно!
Снова сильный удар линейкой за моей спиной по какому-то деревянному предмету.
— Старший надзиратель!
Старший надзиратель ответил:
— Слушаюсь, господин начальник.
— Интересно!
— Так точно, господин начальник!
Снова стоя передо мной:
— Я прочел в письме доктора Фогеля, — он поднял листок бумаги кончиками пальцев и, держа его очень далеко от себя, всем своим видом выражал отвращение, — что он рассчитывает добиться вашей амнистии (удар линейкой по столу), если вы склонитесь перед его волей. Как вы считаете? Добился бы он этого?
— Наверное, господин начальник. Доктор Фогель — ученый, и у него множество...
Усмешка, удар линейкой по письму, подпрыгивание.
— О! Значит, господин доктор Фогель ученый? Чем же это господин доктор Фогель знаменит?
— Он известен в медицинских кругах, господин начальник.
— О!
Из-за моей спины:
— А вам не приходило в голову сделать вид, будто вы подчиняетесь доктору Фогелю, а получив амнистию, поступить по-своему?
— Нет, господин начальник, это мне в голову не пришло.
— А теперь как вы думаете?
— Я этого не сделаю.
— Так, так.
Стоя передо мной, уперев один конец линейки в стол и опираясь обеими руками на другой ее конец:
— А почему?
Я молчал довольно долго, и старший надзиратель строго сказал: «Отвечайте же господину начальнику!» Начальник поднял линейку и с живостью произнес: «Дайте ему подумать!» После паузы я сказал:
— Не знаю.
Начальник загримасничал, вытянул губы, бросил гневный взгляд на старшего надзирателя, ударил линейкой по бронзовой статуэтке на письменном столе и резво запрыгал вокруг меня.
— Знаете вы кого-нибудь, помимо доктора Фогеля, кто мог бы хлопотать о вашей амнистии?
— Нет, господин начальник.
Из-за моей спины:
— Известно ли вам, что в вашем случае амнистия может сократить срок наполовину? Вы тогда отбудете в тюрьме лишь пять лет вместо десяти.
— Я этого не знал, господин начальник.
— А теперь, когда вы это знаете, ответите вы доктору Фогелю, нет?
