Те двое подняли тело, один за плечи, другой за ноги, и потащили к грузовику.
– Входите, входите, господа и дамы! – кричал чернявенький. – Чья очередь? Места еще есть!
– Вот ведь, ей-богу, – сказал один из солдат, бросив быстрый взгляд на Майа, – ничего святого у него нет.
Оба остановились примерно в метре от грузовика параллельно платформе и стали раскачивать тело.
– Раз, два – взяли! – кричал чернявенький. – Раз, два – взяли.
Грузчики одним движением подбросили тело. Оно перевернулось в воздухе и с мягким стуком шлепнулось о платформу.
– Раз, два – взяли! – кричал чернявенький. – Все заполнено, мест больше нету! Полный комплект до следующего жмурика. Дзинь-дзинь-дзинь!
Правой рукой он несколько раз дернул воображаемую веревку от звонка.
– Ты уж хватил через край, Жюль, – сказал один из могильщиков, искоса взглянув на Майа.
– Там есть еще один, – сказал Майа, – на втором этаже, но он слишком тяжелый, и я с ним сам не справлюсь, если даже буду волоком волочить. Кто-нибудь из вас мне не подсобит?
– Это в нашу работу не входит, – возразил все тот же могильщик. – Наше дело подбирать трупы на улице, а не по домам ходить их собирать. На эту работу другие парни выделены.
– Неужели вы не можете оказать мне услугу? – спросил Майа.
– Нет и нет, – сказал грузчик, – и еще раз нет.
– Ну а ты?
– Я? – сказал второй. – И я как он…
– А ты? – обратился Майа к шоферу. – Не поможешь ли ты мне?
– Я шофер, – ответил тот.
Он выпустил струйку дыма прямо перед собой и медленно переставил ноги.
– Ладно, я пойду, – крикнул чернявенький со своего насеста, – я пойду, если дашь сигарету.
– Хоть две.
– Иду, – весело крикнул чернявый.
Он аккуратно положил колбасу и хлеб на крышу кабины, потом как гимнаст спрыгнул на платформу. Раздался мягкий стук.
– Простите великодушно, господа-дамы! – сказал чернявый. – Извиняюсь, если я вам слегка ноги отдавлю.
Опершись ладонью о край платформы, он все так же весело спрыгнул на тротуар.
– Ей-богу, ты уж слишком, Жюль! – сказал один из грузчиков.
– Видали гадов? – сказал чернявенький, шагая рядом с Майа по коридору. – Строят из себя святош на людях, а я своими глазами видел, как они потихоньку у жмуриков обручальные кольца прут. Ты скажешь, а на кой им, жмурикам, обручальные кольца? Конечно, дело житейское, но я такие вещи не стал бы делать. Мертвые, они и есть мертвые, верно ведь? Ничего-то бедняги не видят, не чувствуют. Согласен, ни к чему всякие церемонии с ними разводить, только одно и можно для них сделать – швырнуть их в яму. Но это еще не причина, чтобы кольца у них переть. Понимаешь – это не ради них, а ради себя. Себе же самому противно.
– Верно, – сказал Майа.
– А тот, наверху, тоже твой дружок?
– Нет, не дружок.
– Его осколком убило?
– Нет, это я его застрелил…
– Что? – сказал чернявый и даже остановился, хотя уже занес ногу на первую ступеньку, и пристально поглядел на Майа. – Ты его уложил? А за что ты его уложил?
– Он хотел изнасиловать молоденькую девушку, он и вот тот парень, которого вы сейчас забрали.
– Так ты и того, первого, тоже уложил?
– Да.
– Значит, двух ухлопал? Двух одним махом? Господи боже мой! А ты, надо сказать, парень молодец!
– Ну, это было не так уж трудно, – сказал Майа каким-то странным тоном, – представь, не труднее всего остального! Вот, – добавил он, вытаскивая из кобуры свой револьвер, – видишь эту выступающую стальную штуку, на нее нажимают пальцем. Чуть нажимают, совсем чуть-чуть – и готово! Для этого не обязательно быть, как ты говоришь, молодцом.
– А ну, убери свою игрушку, – сказал чернявый, – я, знаешь, этих штуковин не люблю, боюсь! Но ведь двух! Подумай только, двух!
Он помолчал.
– Надо все-таки большой сволочью быть. Вдвоем на девушку напали. Ты хорошо сделал, что их уложил.
