шелк!
Он протянул было руку, желая коснуться волос Жанны, но вдруг остановился, рука его повисла в воздухе, а на лице мелькнуло какое-то странное выражение.
– Не смею, – сказал он удивленно, повернувшись к Майа, – не смею. Чудно, а? Не смею, и все тут.
– Ну?
– Да не злись ты, – сказал чернявенький, – сейчас идем.
Он оглянулся на труп великана и презрительно ткнул его ногой.
– Экая махинища, – сказал он. – Недаром говорят: велик, да глуп.
Когда они выбрались на улицу, оба грузчика стояли опершись о платформу. Они закусывали, у обоих на лоснящихся сытых лицах было то самое нечистое выражение, какое уже подметил Майа. Шофер тоже стоял на прежнем месте, с сигаретой в зубах, и подпиливал себе пилкой ногти. Он молчал. Время от времени он переводил взгляд на своих дружков, но, казалось, даже не замечал их. Когда грузчики взгромоздили тело на платформу, шофер вытащил из кармана маленькую гребеночку, старательно пригладил волосы, спрятал гребенку в футляр, а футляр в карман. Потом изящным движением перебросил через плечо сигарету; с удовлетворенным видом проследил за кривой ее полета и влез в кабину.
– А я вот все думаю, – крикнул чернявый, взобравшись на свой насест и размахивая руками, – я вот все думаю… Жюль и Жюльен! Забавно, а, как по-твоему?
– По-моему, нет, – сказал Майа, – но большое тебе спасибо за помощь.
Мотор заревел. Майа смотрел вслед уходившей машине. Он опять стоял один посреди мостовой. И не шевелился. Руки бессильно свисали вдоль тела. И он смотрел, как удаляется похоронная машина, увозящая павших за родину и еще тех двух, которых убил он, Майа.
Когда Майа вошел в комнату, Жанна сразу открыла глаза. Он приблизился. Жанна села на постели, следя за ним взором, и вдруг улыбнулась.
– Жюльен.
– Да?
– Вы их вытащили?
– Да.
– Они у дверей?
– Нет, их увезли на грузовике.
– А-а, – протянула Жанна.
Она смотрела на Майа настороженным, вопросительно-покорным взглядом.
– Сейчас вытру ноги, – сказал Майа, взглянув на свои ботинки, – и уйду.
Жанна соскочила с постели и подняла на него испуганные глаза.
– Сейчас? Сейчас уйдете?
– Да.
Жанна бросилась к Майа, обхватила его обеими руками за талию и спрятала голову у него на груди. Секунду он стоял не шевелясь, потом нащупал за спиной руки Жанны и развел их. Она подняла голову. Лицо ее исказилось, как у обиженного ребенка. Она открыла было рот, хотела что-то сказать, но рыдания душили ее. Глядя на Майа, она только качала головой, как бы говоря «нет».
– Э, черт! – крикнул Майа. – Не смейте качать головой!
И он сжал ладонями ее лицо.
– О, Жюльен! – умоляюще лепетала она, всхлипывая, – не оставляйте меня одну! Я не могу быть одна во всем доме. Теперь уже не могу быть одна.
– Почему одна? А где Антуанетта?
– Антуанетта? Она вчера ушла к нашим друзьям, это в двух километрах отсюда.
– А дедушка и бабушка?
– Они умерли.
Майа удивленно поднял брови.
– Вчера умерли?
– Нет, два года назад.
Он удивленно поглядел на Жанну.
– Да,– подтвердила она, – вчера я сказала, что они сидят в подвале, но это неправда. Мы так всем солдатам говорили, которые заходили в дом. Мы же не знали, какой вы, понятно?
– Значит, вы жили только вдвоем в этом доме? Совсем одни? И целых два года? А на что же вы жили?
– Мы хорошо устроились. Я работала на почте, а Антуанетта шила.
– Но почему же вы не ушли с Антуанеттой?
Жанна вскинула голову, и глаза ее блеснули.
