одобряет.
К ее огорчению, большинство пришедших отправились поминать Саймона на ранчо. Каждый из них что-нибудь принес с собой: кекс, ветчину, запеканку. Дина наблюдала за происходящим словно сквозь пелену тумана, исключение составляли лишь несколько неожиданных эпизодов. Например, она едва поверила своим глазам, увидев рядом с собой Томми.
— Здравствуй, Дина. Мне очень жаль твоего отца, хоть он и потрепал нам нервы.
Дина уставилась на человека, за которого когда-то выходила замуж. Томми оставался таким же красавчиком, как и прежде, благоухал одеколоном и имел цветущий вид. Однако она могла бы побиться об заклад, что он либо занял деньги на покупку своей нынешней одежды, либо взял ее напрокат. Она по опыту знала, что Томми ни разу в жизни не отложил ни единого доллара на черный день, вряд ли за время ее отсутствия эта безответственная черта характера переродилась в крайнюю бережливость. А если бы тогда, когда она узнала о смерти Саймона, у нее не было никаких сбережений? Чем бы она заплатила за обратный билет на самолет?
— Здравствуй, Томми, — сказала она, изумляясь тому, что когда-то была без ума влюблена в этого человека. Конечно, в те годы она не знала, что смазливая физиономия — одно-единственное достоинство Томми. Более того, при взгляде на него она почувствовала нечто вроде сожаления.
Он широко улыбнулся ей той очаровательной улыбкой, от которой у нее когда-то бежали мурашки по телу.
— Отлично выглядишь.
Она мрачно ухмыльнулась. Ей бы не удалось выглядеть хуже, даже если бы она того пожелала. Да, ее черное платье было весьма удачно, волосы аккуратно уложены, но лицо было заплаканным и слегка припухшим от слез.
— Не ожидала тебя здесь увидеть, — сказала она. Вспомнив его отзывы о ее отце, она добавила:
— Особенно если учесть твою нелюбовь к Саймону.
— Слушай, ведь ты его тоже не обожала. И у тебя были для того веские причины. Они были у нас обоих. Подкинь он нам деньжат, когда мы в них нуждались, и мы, может, до сих пор были бы женаты.
— Не в его характере было «подкидывать деньжат», Томми. И если ты покопаешься в памяти, то вспомнишь: мы постоянно нуждались в деньгах. Или ты желал бы, чтобы он еженедельно выписывал нам новый чек? Если тебе не терпится обвинить отца в распаде нашего брака, расскажи кому-нибудь другому. А теперь извини…
Дина протиснулась сквозь толпу, ненадолго останавливаясь, чтобы принять слова соболезнования и сочувствия от старых друзей ее отца, например владельцев соседних ранчо. В конце концов она добралась до противоположного конца комнаты и с облегчением заметила, как Томми покидает дом через парадный вход, недоумевая, зачем он потрудился так вырядиться и прийти на похороны человека, которого терпеть не мог. Конечно, ее бывший муж не предполагал, что она содрогнется, увидев его. И как он смел отпускать оскорбительные замечания в адрес Саймона, тем более в такой день?!.
Неужели Томми женился на ней в расчете, что ее отец будет содержать его? Какая чудовищная мысль… Впрочем, она должна была прийти ей в голову раньше.
И все же это были сущие пустяки, и не только по отношению к сегодняшним событиям, но и по отношению ко всей жизни Дины. У нее не осталось совершенно никаких чувств к Томми. Были лишь воспоминания, какие-то — приятные, какие-то — неприятные, но чувства?… Нет, они исчезли без следа.
Другое необычное происшествие случилось тогда, когда большая часть толпы рассеялась и в гостиной оставалось всего лишь несколько человек. Они беседовали с Нетто. Дина ничего не ела после завтрака и потому направилась в кухню. Теребя в руке кусочек ветчины, она смотрела в окно, стоя спиной к входу.
Она чувствовала себя изможденной и опустошенной. В течение долгих лет ей страстно хотелось помириться с отцом. Без этой цели, определявшей большинство ее поступков, жизнь становилась почти бессмысленной. Сможет ли она просто вернуться в Сиэтл, к своим друзьям и работе, и вести себя так, словно и не пережила самый сильный удар, который могла нанести ей судьба?
— Дина, — послышался голос у нее за спиной. Она повернула голову. Около нее стоял Рай. — С вами все в порядке? — спросил он.
В первый раз со времени их знакомства она разглядела его как следует. В своих темно-серых ковбойских брюках он выглядел опрятно и мужественно. На нем был узкий черный галстук, а его кожаные туфли матово поблескивали. Рай Хардин не был столь красив, как Томми, черты его лица были не такими правильными и совершенными. Однако он имел высокий рост и плотное телосложение, и в нем присутствовала зрелая, мужественная красота, которой никогда не достиг бы Томми. Ее бывший муж целиком полагался на свою внешнюю привлекательность, считая, что она должна его кормить. Рай же добился всего своими силами и, вероятно, оскорбился бы, если б его назвали «красавчиком».
— Я в порядке, — сказала она.
Рай подошел к столу и взял из вазы печенье. После поминок осталось много еды и посуды, которую следовало вернуть владельцам. Этим займется Нетти, когда наведет порядок на кухне.
Похрустывая печеньем. Рай взглянул на нее:
— Вы правильно сделали, что распорядились сократить время службы.
— Похороны и без того достаточно печальная церемония, чтобы заставлять разрываться сердца тех, кто на них пришел, — тихо заметила она.
— Согласен. Я тоже так думал, когда хоронил своих родителей.
— Вы тоже потеряли родителей? А теперь у вас есть своя семья?
— У меня две сестры, — сказал он. — Обе живут в Техасе. А вы, видимо, единственный ребенок в семье.
— Да. — Дина внезапно ощутила комок в горле. — Я бы предпочла не говорить об этом.
Рай кивнул:
— Тогда не будем. Дина, что касается ранчо…
— Если вы не возражаете, я бы предпочла сегодня не говорить и об этом… — оборвала она его.
— Я лишь хочу сказать, что вы можете рассчитывать на меня. Я пробуду здесь так долго, как того потребуют обстоятельства. Вы, само собой, не знаете, что будет дальше, и хотя я рассчитываю, что Саймон оставил ранчо вам, думаю, возможно всякое… Что бы ни случилось, я буду рядом, пока вы не узнаете наверняка…
— Но другие-то работники не будут.
— Почему вы так считаете?
— Станут ли они работать бесплатно? Сомневаюсь.
— Но у кого-то же должно появиться право распоряжаться ранчо — либо у вас, либо у назначенного судом управляющего. Дина нахмурилась:
— Вы хотите сказать, что если отец не оставил ранчо мне, то его судьбу решит суд?
— Штат, Дина, и лишь в том случае, если завещания не существует. Однако, зная щепетильность Саймона, это вряд ли возможно. Вы уже беседовали с Джоном Чандлером?
— Его не будет в городе до пятнадцатого числа.
— Что ж, осталось лишь несколько дней.
— Но я, возможно, уже уеду. Рай, похоже, был немало удивлен.
— Вы же не собираетесь вернуться домой так скоро, правда?
— В Сиэтле меня ждет работа.
— Здесь у вас больше, чем ваша работа.
— Это лишь пустые предположения.
— Верно, но вам не имеет смысла возвращаться, пока вы точно не узнаете, какие у Саймона были идеи насчет ранчо.
— Если у него были какие-то идеи.
«Даже если и есть завещание, то моего имени в нем нет». Дине вдруг отчаянно захотелось объяснить все Раю, но ей было так стыдно за свою строптивость, послужившую причиной разрыва с отцом, что это желание растаяло в следующую же секунду.
