Чанс возвратился в пятом часу вечера. Он сразу же прошел к себе в кабинет, переоделся и сел за стол. На лице его играла довольная улыбка. У него сегодня выдался чрезвычайно удачный день. Он придвинул к себе блокнот, взял калькулятор и углубился в расчеты.
Вчерашний звонок банкира Джона Холби, а тем более приглашение на ланч явились для Чанса полной неожиданностью. Состоявшийся затем разговор открыл перед ним совершенно новые деловые горизонты.
«Я позволил себе навести о вас справки, Чанс. Надеюсь, вы не в обиде?»
«Разумеется, нет, Джон».
«В финансовых кругах у вашей семьи хорошая репутация».
«Это целиком заслуга моего деда».
«Вполне возможно. Но тем не менее с именем Саксонов считаются, им доверяют. Я хочу сделать вам деловое предложение».
«Я весь внимание».
И Джон принялся подробно объяснять, какого типа заем он предлагает Чансу. Естественно, деньги будут выделены под землю. Однако проценты будут начисляться не со всей суммы, а только с той, которая будет снята со счета на текущие нужды.
Чанс сразу сообразил всю выгоду такого предложения, и после ланча они вместе поехали в банк, чтобы подготовить необходимые документы. Такой заем предоставлял ему право в случае необходимости расплачиваться с кредиторами специальными чеками, которые предоставит ему банк. Таким образом, деньги будут тратиться только на реализацию конкретных планов, связанных с нуждами ранчо. Теперь можно было не тревожиться за нехватку средств в межсезонье и не идти на риск уменьшения племенного стада.
Чанс начал постигать тонкости бизнеса, и сами финансовые маневры постепенно стали захватывать его воображение. Как ни странно, неизбежный риск, связанный с денежными операциями, вызывал в нем скорее азарт, желание испытать себя, нежели чувство робости. Он начал понимать деда, который всю жизнь занимался подобными делами.
Джо крикнул, что ужин готов, и Чанс спустился на кухню. Во время ужина они с Питом вели ставшие уже привычными разговоры о текущих работах на ранчо, но мысли Чанса, как и всегда в последнее время, были целиком заняты Клео. Он жаждал повидаться с ней снова, и, разумеется, не в качестве управляющей ранчо. Ему приходилось постоянно напоминать себе о данном девушке обещании, в результате чего он обманывал и ее и себя, притворяясь равнодушным, между тем как продолжал испытывать к ней столь же непреодолимое влечение, что и прежде.
Проще говоря, Чанс хотел ее, он жаждал снова увидеть Клео такой, какой она предстала перед ним в тот памятный день, — самозабвенной в своей страсти. И проводил ночи без сна, сгорая от желания.
Дело заключалось еще и в том, что угроза Клео при новой попытке сближения со стороны Чанса немедленно покинуть ранчо постепенно стала утрачивать свою силу. Чанс осознал, что незаменимых людей не бывает; к тому же его уверенность в собственной компетенции крепла день ото дня. Конечно, он не был настолько глуп, чтобы полагать, будто все уже знает. Однако ранчо и без Клео не пропадет — тут все ясно! Его мучили сомнения совсем иного рода: сможет ли без Клео обойтись он сам.
Чансу хотелось пригласить ее в какой-нибудь ресторан, где можно было бы потанцевать и вкусно поесть. Он не мог пока позволить себе швыряться деньгами, но желание посидеть с Клео за столиком со свечами перевешивало расчетливость. Покончив с ужином, Чанс вслед за Питом вышел во двор. Пит зашагал к дому для рабочих, а Чанс задержался. Он стоял и смотрел на дом Клео, куда его еще ни разу не приглашали.
Он с тоской подумал о том, что, притворяясь, будто между ними ничего не произошло, они оба вынуждены мириться с фальшью. И, что еще хуже, делать вид, будто это никогда больше не повторится.
Он наклонился и ласково потрепал подбежавших к нему собак. Неважно, что Тиск и Таск не могли похвастаться породой. Рози в них души не чаяла, да и для Чанса они стали частью его новой жизни. На лицо упала тяжелая дождевая капля. Подняв глаза, Чанс увидел быстро собиравшиеся тучи. Небо потемнело. Вместо того чтобы вернуться в дом, Чанс подбежал к амбару и, прислонившись к косяку, стал смотреть, как дождевые капли били по пыльной земле. В воздухе повеяло свежестью, и он с наслаждением вздохнул полной грудью. Но вскоре темнота еще сильнее сгустилась, и начался настоящий ливень. Чанс принялся неторопливо обдумывать предстоящие банковские операции.
Внезапно он услышал, как кто-то бежит к амбару, и через секунду-другую увидел Клео. Чанс отступил вглубь, освобождая проход. Придерживая наброшенный на голову жакет, Клео другой рукой стала затворять тяжелые ворота.
— Давайте я закрою, — сказал Чанс.
Клео испуганно вскрикнула.
— Я вас не заметила. Что вы здесь делаете? — спросила она, еще не придя в себя от неожиданности.
— Смотрю на дождь.
Клео поплотнее запахнула жакет на груди, стараясь прикрыть тонкую ночную рубашку. Она принимала душ и услышала грохот ливня только тогда, когда завернула кран.
— Я всегда закрываю ворота во время таких ливней, — пробормотала она. — Но если вы сами сделаете, я пойду…
— Погоди. Задержись на минутку, — тихо проговорил Чанс.
Темные брюки и белая крахмальная рубашка напомнили Клео о муках ревности, терзавших ее поутру. Она тяжело вздохнула и застыла в дверях, придерживая жакет.
— Ну что? Тебе ведь тоже несладко приходится? — услышала она позади себя дрогнувший голос Чанса.
— Да, — упавшим голосом ответила она, даже не пытаясь делать вид, будто не понимает, о чем идет речь.
— Что тебя пугает во мне?
— Многое.
— Объясни.
— Не могу, Чанс. И вообще: ни к чему хорошему это не приведет. Мы… мы просто совершенно разные.
— Это мне и нравится.
— До поры до времени.
— Ты хочешь, чтобы я давал тебе какие-нибудь обещания?
— Сама не знаю, чего я хочу. Лишь в одном уверена точно: мне нравилась моя жизнь, пока в ней не появился ты. Я была… спокойна. Да, именно так: была спокойна.
— Самоограничение не может привести ни к чему хорошему, Клео. И такое спокойствие не может длиться вечно.
— Называй это как хочешь, — откликнулась Клео, обернувшись к нему, но почти не видя его лица из- за сгустившегося сумрака. — Важно то, что моя жизнь проходила раньше без всяких потрясений, спокойно и ровно. И Рози тоже была вполне счастлива.
— Ход жизни Рози я вообще никоим образом не нарушал. Мы говорим о тебе.
— Жизнь Рози во многом зависит от того, насколько благополучно живу я, — упрямо сказала Клео. — Отъезд может очень тяжело на ней отразиться.
— А на тебе? Он может серьезно повлиять и на твою судьбу.
— Да, конечно, — устало согласилась Клео. — Пять лет я считала это место своим домом. И для меня это очень многое значило. А теперь все изменилось.
— И все оттого, что я приехал?
— Нет, я не это имела в виду. На самом деле я обрадовалась твоему приезду. Я уже не знала, как быть дальше без денег, и никак не могла взять в толк, почему никого из вас не волнует судьба ранчо.
— Меня она волнует.
— Ты серьезно? Разве ты не устал от постоянного чувства ответственности? Тебе это разве все еще не наскучило?
