— Здравия желаю, товарищ полковник! — сказал я, входя в кабинет с максимально возможным для меня в данный момент самообладанием.
— Привет, Джелу! Садись.
Джиби, казалось, был в прекрасном настроении. Об этом говорило многое: он пригласил меня сесть в кресло для важных посетителей, предложил сигарету «Пелл-Мелл» и медовым голосом заботливого дедушки, интересующегося поведением внука, спросил:
— Джелу, чем ты сейчас занимаешься?
Что я мог ему ответить? Что я с головой ушел в репетиции хора или ансамбля народных танцев?
— Ничем особенным, товарищ полковник. Собираюсь в отпуск, вы ведь знаете, через два дня я уезжаю.
Я надеялся, что он оценит тонкость моего ответа. Ласково взглянув на меня, Джиби продолжал тем же тоном заботливого деда:
— Конечно, Джелу. Кажется, к морю?
— Видите ли, я еще не решил, — поспешил я ответить, и моя надежда вновь ожила. — Немного моря, немного гор…
— Да, да, немного моря тебя бы не повредило, — рассеянно ответил он, листая какие-то бумаги.
— Надеюсь, это будет и весело и приятно, — продолжал я, слегка заинтригованный этой внезапной рассеянностью.
— Ты даже и не подозреваешь, как весело, — объявил мне Джиби. — У меня здесь сообщение из Уездного управления Констанцы. Этой ночью в Ваме убили местного жителя, некоего Петреску, Константина Петреску. Тебе говорит что-нибудь это имя?
На какое-то мгновение у меня потемнело в глазах. Мои мечты об отпуске рушились, как карточный домик.
— Нет… да… не может быть! Значит, телеграмма была не просто дурацкой шуткой?!
— Что ты там бормочешь? — заинтересовался Джиби.
Я рассказал ему все, что знал от Олимпии, сообщил о ее письмах и телеграмме.
— Может быть, это другое лицо… Сейчас проверим… Странное совпадение! Я не слишком верю в экстрасенсов, в предсказания убийства… А других ассоциаций у тебя имя Петреску не вызывает?
— Нет, имя довольно-таки обычное.
— Ты прав. Но несколько лет тому назад этот тип был замешан в деле, не раскрытом до сих пор. Просмотри-ка досье старого следствия, — продолжал он, протягивая мне папку, обложка которой явно хранила следы того, что поэты называют патиной времени. — Через час явишься и доложишь.
— Хорошо, товарищ полковник, — ответил я голосом, которым сообщают о смерти близкого родственника.
Вернувшись в кабинет с пожелтевшей папкой под мышкой и с грустной покорностью судьбе во взгляде, я попытался обратиться к АБВ за душевной поддержкой.
— Нет, дорогой, твои дела меня не интересуют, — коротко отрезал он, верно угадав положение дел и губя в зародыше мой порыв откровенности.
— Старик, «будущее» превратилось в «прошедшее»!
— Что?
— Петреску убит.
— Вот тебе и детектив! — взорвался он после минуты удивленного молчания. — Модернистка, символически воспроизводящая… и прочие глупости, которые ты выдумывал! Не принимал ее в серьез? А она, бедняжка, в гуще этих ужасных событий… Я сейчас же еду туда!
— Хватит изображать из себя заботливого мужа. Сначала выясним, что за человек был этот Константин Петреску, — продолжал я, показывая ему папку, — а потом поговорим об остальном.
196… Прекрасный день конца октября. Уже две недели не было дождя, стояла теплынь, и зима была, казалось, за горами. Расстояние между Тырговиште и Вылсаном примерно 18 километров, на машине их можно проехать за полчаса. Дорога мягко петляет между холмами, то ныряя в густой орешник, то победоносно взбегая на вершину холма. Хотя пейзаж очарователен, эти места не слишком многолюдны — может быть, потому, что шоссе сдано в эксплуатацию совсем недавно и должно обслуживать строительство в Вылсане. Единственными усердными посетителями этих мест являются ребятишки из сел Бортешть и Добра, расположенных в 7–8 километрах друг от друга, — да и то больше в сентябре, когда поспевают орехи.
В тот день, 23 октября, в 13,30 машина стройки — темно-зеленый газик с синим брезентовым верхом — покинула здание Национального банка в Тырговиште, направляясь к Вылсану. Она везла 3 500 000 лей, — зарплата и премии для работников стройки. В машине находились двое: шофер, Константин Петреску, и бухгалтер, Джика Думитру. В 14,30, обеспокоенный непредвиденным опозданием, директор стройки послал навстречу газику машину.
На двенадцатом километре от Тырговиште, у опушки леса, сидевшие в ней люди нашли разбившийся о дерево газик. Удар был очень силен, правая часть машины полностью расплющена. Кассира убило мощным ударом в голову, шофера сбросило с сидения, и он в беспамятстве лежал в двух метрах от машины. Хотя на теле у шофера оказалось множество ран, было похоже, что он находится в не слишком тяжелом состоянии. В машине обнаружили разбитую бутылку из-под коньяка «Милков», одежда шофера насквозь пропахла спиртным. Все указывало бы на печальную, но в общем-то самую обычную дорожную катастрофу — тем более что шофер вел машину в нетрезвом состоянии — если бы не исчезновение мешков с деньгами. Шофера срочно отвезли в больницу в Тырговиште, сообщили в милицию.
Следствие на месте преступления выяснило несколько важных деталей, подтверждающих несчастный случай. Машина остановилась в трехстах метрах от места происшествия. О том, что остановка была резкой, свидетельствовали оставленные колесами следы. Когда она тронулась снова, шофер, казалось, потерял контроль над рулем, машина пошла зигзагами, со все возраставшей скоростью и в конце концов налетела на дерево. В момент столкновения машина шла со скоростью, превышавшей 60 км в час: Вероятное время катастрофы — между 13,45 и 14 часами. От 13,30 до 14,30, когда навстречу газику была послана машина со стройки, ни одна другая машина не покидала двор строительства и не въезжала в него.
Единственной реальной возможностью для начала следствия был допрос Петреску. Константин Петреску получил права восемь лет тому назад. На стройке он работал полтора года. Это был человек нелюдимый, вспыльчивый, не имевший среди своих товарищей по работе ни одного приятеля. Хотя он не отказывался, когда его угощали, никто никогда не видел его за рулем пьяным. Жил он в общежитии для бессемейных в Тырговиште, в одной комнате с еще тремя холостяками. Дважды оштрафован милицией за участие в азартных играх, Но все это было уже несколько месяцев тому назад: в последнее время Петреску, казалось, стал серьезнее и сознательно относился к работе.
Допрос Петреску занимал немало страниц досье, но все сводилось к вариациям на ту же тему:
