— Что вы скажете, уважаемый, о переплете, в который мы попали: милиция, преступления?
— Хм… что вам сказать? В самом деле, неприятно.
— Ладно, они там разберутся… Погодите, сейчас я вам покажу такую штучку… животики надорвете! Смотрите вниз, на пляж… вот Мирчулика…
Лежа на узкой полоске песка, между двумя скалами, Мирча в костюме и позе, в которых обычно фотографируют детей, не достигших годовалого возраста, сосредоточенно читал книгу.
— Давайте окликнем его, посмотрим, какую он мину скроит! Ужасно любит секреты!
— Оставьте, не надо его смущать.
— Ну, будь по-вашему. Что вы о нем скажете? Уходит один и целый день жарится, как рыба на сковородке. Они все такие, эти тихони, черт его знает, что кроется за их очками… Вот, мы уже дошли… Давайте прихватим мадам Олимпию, пора обедать.
Но Олимпия уже ушла. Они искупались и направились к дому.
Мысли Джелу то и дело возвращались к Мирче. Все одно к одному: его вечные исчезновения, встречи с Адиной Чаушу… слишком много совпадений!
— Ого, кажется, нас ждет шикарная жратва! — сообщил Димок, принюхиваясь к парам, поднимавшимся из кастрюли, которую несла Дидина.
— На помин души усопшего… Суп из зеленой фасоли и постные голубцы, — сквозь слезы сообщила хозяйка.
За столом уже сидели супруги Василиаде, Барбу и Олимпия с Филиппом.
— Господин Нае, как я рада, что вижу вас… — облегченно вздохнула Олимпия, но тут же замялась под грозным взглядом Джелу и проглотила остаток фразы. — Как ты думаешь, Джелу, миленький, можно дать Филиппу суп из зеленой фасоли?
— Кажется, у него был понос… — кислым тоном заметила Мона, с достоинством цедя суп.
— Да, но его крестный дал мне такой рецепт… просто потрясающий!
— Лучше воздержаться, — заключил Барбу.
— Мой отец, полковник, рассказывал, что во время кампании 42 года, когда была эта ужасная эпидемия дизентерии…
— Алек!
— Извини меня, Мона. Я только хотел сказать, что, как говорят французы, «a un mal, un mal et demi», то есть «клин клином»… А вот и господин Мирча! Идите скорее, вас дамы ждут.
— Целую ручки… Что это вы там едите? Я так голоден, просто ужас!
Пырву уселся, довольно потирая руки, и налил себе две полных поварешки. Барбу проглотил пару ложек и остановился с кислым видом:
— Довольно-таки она безвкусная, эта чорба. В Дой май готовят лучше.
— Вы были в Дой май, господин Барбу?
— М-да.
— Встретил кого-нибудь из вновь приехавших, mon cher?
Барбу пожал плечами и вновь взялся за ложку. Мирча повозился на стуле, потом опустил ложку и заявил:
— Я тоже был в Дой май…
— Неужели? Отказались от целомудренного одиночества? — съязвил Димок.
— Вот это событие!
Мирча хотел что-то сказать, но раздумал, потом начал снова:
— Знаете, кого я встретил? Ни за что не угадаете!
Все головы повернулись к нему. Мирча поспешил удовлетворить их любопытство:
— Михаэлу Ионеску…
Мона в недоумении подняла брови. Барбу продолжал есть. Джелу взглянул на него с любопытством.
— Ту, что была здесь… искала комнату…
Димок грубо расхохотался:
— Так бы и сказал! Вот шалун! — он погрозил Мирче пальцем. — Ну и как, поволочился за ней?
— Ох, господин Нае, как вы можете такое говорить? Я загорал, вдруг вижу, идет мой университетский товарищ, направляется в Дой май. Мы заговорились… Когда дошли, я смотрю… кто это? Барышня Михаэла! Мне было очень приятно. Мы поговорили, я предложил ей крем для загара, потому что у нее кончился, и…
— И? — заинтригованно вопросил Димок.
— И ушел, — грустно завершил Мирча.
— Ну ладно, не ной. Она сказала мне, что будет вечно носить тебя в своем сердце.
— Что вы такое говорите, господин Нае? — удивленно спросил Мирча.
— Я тоже встретил ее, на пляже в Дой май… немного поговорили… изумительные ноги, уважаемый, — мечтательно продолжал Димок.
— М-да… — прочистил голос Алек. — Выдающееся явление… жаль, что вы с ней не знакомы, господин инженер… совершенно необыкновенная…
Мона презрительно хмыкнула и громко закричала:
— Дидина! — и, когда та появилась: — Чего-нибудь другого, посъедобнее, у тебя нет?
— Сейчас принесу голубцы… постные: Тити, бедняжка, такие любил…
Обед продолжался в могильном молчании.
14 часов 15 минут. В душной тишине двора, погруженного в заслуженную им «сиесту», продолжительно заскрипела калитка и появился багрово-красный АБВ. Едва передвигая ноги, он направился прямо к душу, сбросил по дороге одежду и долго стоял под прохладной струей. Затем, застегивая на ходу пуговицы рубашки, пошел к дому.
Олимпия мирно спала рядом с Филиппом. АБВ нащупал баночку крема и начал старательно натирать свою воспаленную кожу, грустно и смиренно размышляя о жертвах, которых требует от него профессия. Несколько ударов в дверь нарушили ход его мыслей. Олимпия, проснувшись, вежливо предложила посетителю войти. Это был Джелу.
— Ну, как твои дела?
— Я сгорел, — мрачно ответил АБВ.
— А Барбу?
— Он сошел с автобуса в Дой май, отправился на пляж, встретился там с какой-то блондинкой, наверняка — с той, из Нептуна. Поговорил с ней минут десять, а все остальное время, до отъезда домой, провел с группой приятелей… Он вернулся на автобусе, я — пешком, — заключил он с упреком.
— Аби, дорогой, ведь это ночной крем, его не рекомендуется употреблять днем.
Джелу, казалось, с трудом переваривал известия, полученные от АБВ. Помолчав несколько минут, он вдруг взорвался:
— Нет, это потрясающе!.. Внешность обманчива!
— Не понимаю, — удивился АБВ.
— Что, о внешности?.. Вот тебе пример… По иерархии я — твой начальник, верно? Значит ли это, что я непременно умнее тебя?
— Нет, — твердо ответила Олимпия.
— Значит, — сказал, продолжая свою мысль, Джелу. — Но это не обязательно… Они все трое встретились в Дой май с блондинкой. Димок и Пырву упомянули об этом за столом, Барбу не проронил ни словечка. Почему?
— Он человек необщительный.
— Вот-вот, я и говорю, что внешность обманчива… Я иду в буфет, встречаться с Шербаном. Помнишь мое приказание? Не спускать с них глаз!
АБВ удовольствовался меланхолическим взглядом.
