Удушливая жара господствовала над двором. Куры то и дело геройски атаковали плошку с водой, хватали на лету несколько капель и поспешно возвращались под навес. Замбо, растянувшись посередине двора, грустно пыхтел, не имея сил отогнать рой круживших над ним мошек. Из комнаты Барбу доносились аккорды «Болеро» Равеля, из комнаты Мирчи — мощный храп. Деревня, казалось, оцепенела. Белые дома, уличная пыль, ощущение пустынности — все как в боевиках, перед последним сражением — подумал Джелу… С минуты на минуту из-за угла ему навстречу может выйти Билли Кид, Бач Кэссиди или какая- нибудь другая знаменитость — высокий, стройный, с кошачьими движениями, в черном костюме, золотистом Стетсоне с черной лентой и с парой пистолетов с рукоятками из слоновой кости… Хорошо хоть, что они считают недостойным стрелять человеку в спину, облегченно вздохнул он, решительно открывая дверь пивной. Веселый шум встретил его у самого входа. Стопки, стаканы с вином, бутылки пива, стоявшие — в соответствии со вкусами посетителей — на разных столах, казалось, подтверждали, что люди ждут засухи…
— Здравия желаю, господин инженер! — почтительно приветствовал его Тасе. — Что будете пить?
Прошло уже несколько часов с тех пор, как он не взял в рот ни капли напитка, составляющего главный мотив любого детектива, но значительно реже упоминающегося в литературе для детей, — алкоголя.
— Коньяк.
— Сию минуту, господин инженер… Эй, подвиньтесь, пустите господина инженера, — продолжал Тасе. — Не видите, человек серьезный, пьет с утра!
Заявление Тасе было принято с должным уважением, и так как Джелу, похоже, считали чемпионом дня по выпивке, ему тут же освободили стул. Он обменялся со своими собутыльниками несколькими фразами, поинтересовался, как идет сбор подсолнечника, был приятно поражен, узнав, что план сельскохозяйственного кооператива по фуражу перевыполнен, и в тот самый момент, когда они уже подходили к сложному вопросу о сурепке, появился Шербан. Нагнувшись над полными стаканами, они зашептались:
— Я немного опоздал… извините!
— Ничего. Что нового?
— Адина Чаушу была в Дой май. Встретилась…
— Да, знаю, со всеми тремя. Опишите мне подробно, что произошло с момента ее появления до самого отъезда.
— Она вышла на пляж в десять часов утра. До 10,45, когда пришел Габровяну, была одна. Он пробыл с ней пятнадцать минут. После его ухода перешла метров на двести ближе к Ваме. Здесь с ней встретился Пырву, шедший из Вамы по пляжу, вместе с каким-то типом. Пырву пробыл с ней двадцать минут. В 11,45 появляется Димок, с которым она обменивается несколькими словами. Димок заходит в воду, а девица идет по пляжу к киоску с прохладительными напитками. В двадцати метрах от киоска находятся Ганс Зиллер, его секретарь и две молодых девицы. Увидев ее, Зиллер идет ей навстречу. Они говорят несколько минут, после чего она идет и покупает себе бутылку пепси. Возвращается к месту, где находились ее вещи, обменивается несколькими фразами с Нае, только что вышедшим из воды, потом, не обращая на него никакого внимания — хотя ему явно хочется поговорить — вынимает книгу и начинает читать. Димок, обиженный, удаляется. До 13,45 — когда она уезжает в Нептун — не происходит ничего примечательного… В самом деле, все трое! Надо же!.. Что вы на это скажете?
— Что мы ближе к разгадке, чем вы думаете. Из Бухареста ничего нового?
— Пока нет… Как это — ближе?..
— Объясню потом. Сначала — информация. Не забудьте, вечером, как только получите результаты из Бухареста, поспешите сообщить их мне. А что с кассетой?
— Отпечатки принадлежат продавщице из магазина «Спорт-музыка» в Мангалии, Диане Рентя. Вчера после обеда она продала пять кассет, из которых четыре купили мужчины. Завтра утром я приведу ее на очную ставку со всеми троими. Она заявила, что если покупатель окажется мужчиной интересным, она его наверняка узнает… Только бы это был не Пырву!
— Не бойтесь. Это почти наверное…
— Браво, господин инженер! Пьете втихаря с охранниками порядка!
Собеседники испуганно вздрогнули. Перед ними, улыбаясь, стояли Барбу, Мирча и Нае, а немного позади — АБВ.
— Так вы же все спали, а мне захотелось коньячку… — опомнился Джелу. — Вот я и наткнулся здесь на товарища…
— И вы, товарищ, тоже… пьете с одним из предполагаемых преступников!? — иронически вопросил Барбу.
— Старший лейтенант. Ваша штука не вполне уместна. Добрый день!
— Какие они обидчивые, эти милиционеры, — флегматично заметил АБВ.
— Наверное, он устал. Тоже ведь человек, — вступился за него Мирча.
— «Пять звездочек» всем, я угощаю. А у вас, господин инженер, сколько звездочек… в стакане?
— Тоже «пять», господин Нае.
— А я думал, раз вы пьете со старшим лейтенантом, у вас три. У них вроде бы столько… А пять — у кого же? У майора?
— Господин Нае — король остроумия, — польстил ему Мирча.
— Давайте, господа, сообщим и инженеру Верня: сегодня рано утром мы оказались рабами прекрасного пола.
— Женщины — что собаки: когда они показывают зубы, неизвестно, собираются ли они улыбнуться или укусить, — размышлял Барбу, отхлебывая одним глотком половину золотистого напитка из своего стакана.
Вскоре завязался горячий спор, каждый, в зависимости от своих пристрастий, пережитых разочарований или подавленных желаний, выбирал между Мессалиной и Пенелопой. Слегка захмелев от угощения, поставленного каждым по очереди, они купили еще две бутылки коньяку и отправились домой.
18 часов 30 минут. Солнце, оставляя кровавый след, неуклонно продолжало свой путь к закату. Все сидели под навесом, за столом, похрустывая испеченным Дидиной печеньем и попивая коньяк. Разговор, начатый в пивной, разгорелся с новой силой при появлении противной стороны, отчаянно защищавшейся. Семейство Цинтой, явившееся с визитом, в полном составе присоединилось к женской половине, так что составилось два лагеря, ведущие веселую перестрелку.
— Товарищи, счастье женщины в том, чтобы быть равной мужчине…
— Я не думаю, что хотя бы одна из присутствующих здесь дам была бы счастлива весить столько килограмм, сколько вешу я, — попытался разъяснить проблему равенства Барбу.
— Равной в правах, товарищ Барбу.
— Какие там права, дядя Панделе? Ежели девица легкомысленная — пожалуйста, тут же находит какого-нибудь растяпу с квартирой, машиной, деньгами, прибирает его к рукам и посиживает себе дома, чтобы не переутомляться. Тот вкалывает, как раб, а она… «сердце игривое, глазки смазливые».
— Господин Нае, вы имеете в виду совсем особую категорию молодежи. Разве хоть одна наша женщина согласится, чтобы ее содержали? — невинно спросила Олимпия.
— Все! — отозвался мужской хор, сопровождаемый смиренными вздохами.
— А когда она, бедняжка, после восьмичасового рабочего дня несется за покупками, потом прибегает домой, готовит, стирает, гладит, прибирает… — с пафосом вмешалась Мона.
— Это вы о себе, мадам Мона? — вежливо поинтересовался Мирча.
— Нет, боже упаси. У нас все это делает Алек. Я так, вообще…
8 часов вечера. Рассеянный белесый свет лампочек, освещающих двор, разгоняет сиреневые тени сумерек. Минуты летят все за тем же веселым разговором, лишь время от времени покушающимся на серьезные темы. Я с нетерпением жду Шербана, все с большим трудом отводя взгляд от светящегося
