молодых побегах нового урожая. Сходство легенды об Осирисе с легендами о других умирающих богах очевидно – везде бог умирает, чтобы впоследствии воскреснуть. Такого рода легенды давали надежду и простым смертным.
Однако Осирис не был единственным в Египте царем мертвых. Со смертью ассоциировалось не только увядание зелени, но и ежевечернее исчезновение солнца за горизонтом на западе. Если на западе расположена страна смерти, тогда восток, очевидно, должен быть местом воскресения, поскольку именно на востоке рождается умирающий бог солнца Ра.
Два верховных божества, правящие двумя загробными мирами, – не многовато ли? Может, какая-то часть населения верила в одного бога, а какая-то – в другого? Однако, хорошо, как я надеюсь, зная египтян, мы можем предположить, что не все так просто.
О доисторических верованиях египтян мы можем только строить предположения, но о временах, которые мы представляем достаточно ясно, мы можем сказать, что вера в Осириса и культ Солнца сосуществовали друг с другом: оба бога были официально признаны, и их функции разграничены. Осирис управлял подземным миром, царство Ра было где-то в небесах, хотя Ра ночью проходил и по владениям Осириса. Ра каждый вечер умирал на западе, но он не был «Повелителем обитателей запада», этот титул принадлежал исключительно Осирису, перенявшему его от еще более древнего бога смерти.
Однако в Текстах пирамид есть фразы, которые заставляют предположить, что когда-то Осирис и Ра не столь уважительно относились к границам владений друг друга. В некоторых весьма загадочных отрывках, которые можно обнаружить в этом великом собрании религиозно-магических заговоров, об Осирисе говорится как о враче; в других отрывках негативно говорится о востоке, месте воскресения Ра. Но эти случайные упоминания – единственные свидетельства о возможном противостоянии между двумя разными культами; мы не в силах определить, какие группы населения участвовали в этом противостоянии. Некоторые ученые считают, что солнечный культ был распространен лишь при дворе, тогда как вера в Осириса была популярной у простых людей. Недостаток этой теории заключается в том, что серьезных ее доказательств не существует. Как Ра, так и Осирис покровительствовали фараону и его людям. И вместе, и каждый по отдельности они могли подарить вечную жизнь на западе, востоке или в подземном мире.
Кроме этих трех загробных миров был и четвертый – на севере, где находились никогда не заходящие за горизонт звезды, окружающие Полярную звезду. Считалось, что там находятся звездные бессмертные. Но в этот далекий мир египтяне не спешили – они любили радости жизни ничуть не меньше нас, если не больше, и предпочитали разговорам о небесах вкусные говяжьи ляжки, пенистые пивные кружки, приятные северные ветры и маленький домик с садом.
Всеми этими приятными вещами египтяне населяли и свой рай, который они называли «Полями», «Болотом» или «Камышами». По всей видимости, рай представлял собой заболоченное место, напоминающее Дельту тех времен. В некоторых текстах можно найти «Поле камыша», с реками, островами и городами. В этой счастливой стране колосья достигают высоты десять локтей; все остальное в этом раю было столь же обильно.
Существовало и место под названием Дат, или Дуат. Считалось, что оно расположено под землей, но поначалу Дуат представлял собой нечто вроде «Полей» и мог располагаться почти в любом месте. В египетских загробных мифах часто присутствует вода – в виде рек или озер. «Озеро лилии» в восточном небе усопшему требовалось пересечь для того, чтобы он мог добраться до дворца Ра, если он направлялся именно туда. Загробные миры имели много названий, и они часто звучали весьма поэтично: «Страна жителей Запада», «Прекрасная дорога на Запад», «Поля жертвоприношений», «Страна вечности».
По всей видимости, египтян мало интересовало, куда именно они попадут в загробном мире – лишь бы попасть в этот мир. Так же мало их интересовало и будущее звание в загробном мире. Проход солнца по звездному небу предоставлял усопшему огромные возможности – можно было стать и гребцом на лодке Ра, и вооруженным пикой воином, готовым вступить в схватку с врагами бога. Можно было надеяться, если очень повезет, сидеть возле Ра, пока другие, плохо снаряженные в загробный мир духи работают веслами. Если дух отправлялся к богам в их жилища, на западе или на востоке, он мог занять вакантную должность слуги или секретаря бога.
Свойственный египтянам оптимизм отразился и в их представлениях о рае – несмотря на разное географическое положение, все их «раи» имеют одну общую черту: «Страна вечности» – страна справедливости и честности, там нет забот. Мертвый человек, по представлениям его скорбящих родственников, «видоизменял свой дух», чтобы войти в мир вечного блаженства.
Однако в восхвалениях богов то тут, то там прорываются нотки скорби. Темные места под землей, где, как иногда считалось, обитают души умерших, освещаются солнечным богом только тогда, когда он проходит мимо по пути к восточному горизонту, чтобы возродиться вновь во всем своем великолепии; но от его света мертвым не становится лучше, и они плачут каждый раз, когда бог покидает подземное царство. В этом царстве корабль солнечного бога встречается с разными опасностями – его атакуют страшные змеи и демоны, с которыми приходится бороться, используя оружие. Иногда встречается упоминание, что в подземном царстве есть река из огня, где души врагов Ра горят в бесконечных мучениях. Один из текстов рисует весьма отличную от прочих – и весьма горестную – картину страны «счастья и справедливости».
Глубоко во тьме расположено место обитателей Запада. Там нет дверей и окон, там не светит огонь, северный ветер не освежает сердце. Солнце там не выходит, и целый день они лежат во тьме… Те, кто находятся на Западе, одиноки и влачат жалкое существование. Никто не желает отправиться туда, чтобы присоединиться к ним.
И в самом деле, никто не желал. «Как я люблю жизнь и ненавижу смерть» – обычная фраза из заклинаний в Древнем Египте; она содержит сомнение и откровенный страх, что за светлым фасадом веры нет ничего, кроме голого черепа. Думаю, нигде столь красноречиво не выражены эти сомнения, как в краткой фразе одного из египетских текстов: «Никто еще не вернулся оттуда, и никто не рассказал, что там».
Подобные сомнения содержатся в любой религии, созданной в отчаянном желании вечной жизни.
Интересная особенность египетского языка состоит в том, что носители его избегали прямых упоминаний о смерти. Я думаю, это имеет свои психологические причины. У древних египтян было слово «умереть», но обычно его заменяли одним из многих эвфемизмов. Когда умирал фараон, он «отправлялся, чтобы присоединиться к своему отцу-солнцу», «отдыхал от жизни» или «соединялся с богами». Неудивительно, что в стране, столь зависимой от переездов по воде, использовали, говоря о смерти, и образ корабля. Смерть именовалась временем, когда «вбивают причальный шест» у последней земли.
Но убедительнее всего о страхе перед смертью свидетельствует сам погребальный культ. Он требовал много времени и средств не только на постройку гробниц, на гробы и общее убранство, но и на принадлежности, призванные уберечь умершего от опасностей, возможных и невозможных, которые могли бы воспрепятствовать столь желанному воскресению. Сама смерть была врагом, с которым боролись и которого побеждали. Иногда враждебность проявляли и уже ушедшие в мир иной.
Молитва, которую мы привели в начале нашей книги, была молитвой против злого духа. Болезнь, как знали все египетские врачи, могла быть вызвана как влиянием враждебных сил, так и ненавистью умершего. Самые необычные из всех дошедших до нас документов – это тексты, называемые «письма мертвому». Выцарапанные на простых горшках, они превращались в «почтовые отправления» при помещении их в гробницы. Мы приводим одно из них, написанное мужчиной своей умершей жене:
К превосходному духу, Анкхере. Что за зло я причинил тебе, что теперь пришел в такой жалкий вид? Что ты натворила, как приложила ко мне руки! Когда я был молод, я сделал тебя замужней женщиной; я был с тобой и не прогонял тебя. Твое сердце из-за меня не печалилось… Когда ты заболела, я [послал за] умелым лекарем от болезни, что была у тебя… Я пролил много слез, вместе со всей моей свитой, перед всеми моими соседями. И я дал много полотняных одежд, чтобы тебя обрядили в них, и я приказал, чтобы изготовили много одежды, и я не пренебрег ни одной вещью, что могла быть для тебя полезна. И теперь, ты знаешь, я провел три года в одиночестве… И ты знаешь, я поступил так из-за тебя. Но ты не отличаешь добро от зла. Это должно быть решено между тобой и мной! И знай, что в моем доме твои сестры, и я не вошел ни к одной из них.
Чувство душевной боли пишущего даже повлияло на то, как он писал, – текст полон ошибок. Несчастный напоминает своей жене о сделанных для нее добрых делах, в том числе о вызове хорошего врача во время ее последней болезни. Как это принято у египтян, неприятный факт смерти прямо не
