сумму они обучили его технике стрельбы.
Он тогда решил, что они полные идиоты. А теперь, глядя сквозь прицел своей винтовки, он понял, почему с него взяли так мало. Они ничего не дали ему взамен, только ложное чувство самоуверенности, которая и привела его к смерти, ибо теперь он наконец встретил Мастера, того самого, которого не было в деревне много лет тому назад.
Он попытался прицелиться, как если бы это было просто ружье, но руки его тряслись. Так он не стрелял уже давно.
Он попытался сконцентрировать свое внимание на пуле, на траектории, отвлечься на время от ускользающего корейца, и когда все было готово, снова поднес острие воображаемого копья к голове жертвы, но головы на месте не оказалось, и пальцы Гернера тряслись.
Весь дрожа, он положил холодную винтовку на постель. Пожилой кореец, все так же сидящий в позе лотоса, поклонился и улыбнулся.
Гернер сложил руки и поклонился в ответ, выразив старику свое глубочайшее почтение. Его главная жертва ушла из комнаты, и, без сомнения, вскоре будет у его, Гернера, дверей.
Жизнь, в конце концов, была не такой уж плохой, хотя если бы он мог начать жизнь с винограда вместо этой своей профессии, тогда, возможно, она была бы лучше.
Это была ложь, конечно, и он это понимал. Он почувствовал, что надо бы помолиться, но это было как- то неуместно, да и чего ему просить у Бога? Он имел все, что хотел. Он был доволен прожитой жизнью, он сажал виноград и собирал урожай, чего же больше?
И вот Гернер мысленно обратился к божеству – какое там оно есть – и поблагодарил его за все хорошее; чем ему довелось насладиться в жизни. Он скрестил ноги, и тут ему в голову пришла просьба:
– Боже, если ты там есть, даруй мне вот что: сделай так, чтобы не было ни рая, ни ада. Чтобы все это кончилось.
Открылась дверь, и ввалилась запыхавшаяся Мария. Гернер не обернулся.
– Ты убил его? – спросила она.
– Нет, – ответил он.
– Почему?
– А потому, что сейчас он убьет нас. Когда занимаешься подобным бизнесом, всегда приходится идти на такой риск.
– Что ты несешь, черт тебя подери?
– Мы проиграли, Мария.
– До него всего каких-то пятьдесят ярдов.
– Да хоть как до Луны, моя дорогая. Винтовка на кровати. Если хочешь, она в твоем распоряжении.
Гернер услышал, как захлопнулась дверь.
– Совсем не обязательно закрывать дверь, моя дорогая, сказал он. – Двери их не остановят.
– Я не закрывала… – начала было Мария, а потом Гернер услышал, как треснула кость, и тело сначала плюхнулось на кровать, а затем врезалось в стену рядом с ним. Он скосил глаза влево. Мария, по-прежнему со встрепанными волосами, лежала, измазанная темной кровью, сочившейся из проломленного черепа. Скорее всего, она ничего не успела почувствовать, вероятно, даже не увидела рук, которые это над ней проделали. И мертвой она выглядела неопрятной.
У Гернера была еще одна просьба к Богу, и он попросил, чтобы Марию судили за ее помыслы, а не за поступки.
– Эй, парень, как твои снайперские дела? – раздался голос сзади.
– Прекрасно, пока ты не испортил все дело.
– Вот так-то, дорогой.
– Если не возражаешь, то прекрати болтовню, и кончай с этим поскорее.
– Знаешь, вовсе не обязательно быть по этому поводу таким обидчивым.
– Дело не в этом. Дело в том, что мне просто надоело иметь дело с крестьянами. А теперь, прошу тебя, сделай то, зачем пришел.
– Если тебе не нравится иметь дело с крестьянами, так что же ты не стал камергером двора Его Величества, а, шмук?
– Боюсь, что в то время на рынке труда не оказалось вакансий, – ответил Гернер, по-прежнему не оборачиваясь на голос.
– Сначала несколько вопросов. Кто тебя нанял?
– Она. Труп.
– На кого она работает?
– На какую-то коммунистическую организацию. Я не знаю точно, на какую.
– Подумай хорошенько.
– Не получится.
– А ты попытайся.
– Я пытался.
– Попытайся получше.
Гернер почувствовал, как ему на плечо легла рука, а потом плечо словно сжали тиски, разрывая нервы и дробя кости, и сплошной комок боли образовался на месте правой половины его тела. Он застонал.
– Попытайся получше.
– А-а-а! Я больше ничего не знаю. У нее в сумочке семьдесят тысяч.
– О'кей. Верю. Слушай, а как в этом городе готовят жареную утку?
– Что? – Гернер начал было оборачиваться, но не успел. Вспышка. А потом – ничего.
Глава четырнадцатая
Римо съехал со скоростной автострады штата Нью-Йорк в том же месте, что и машина генерала Лю. Это была типичная американская развязка дорог, где в мешанине знаков и бессмысленных табличек, понатыканных над дорогой, на высоте двадцати пяти футов, найти нужный указатель было крайне трудно – для этого пришлось бы прочитать их все.
Бестолковость дорожных инженеров и строителей вполне могла привести к тому, что Римо, не пройди он интенсивный курс тренировок тела и сознания, наверняка пропустил бы нужный поворот,
Под полуденным осенним солнцем шоссе казалось живым – то ли предобеденный час пик, то ли обычная пульсация периодически засоряющейся артерии, питающей главный город мира. Как только нью-йоркский воздух – этот яд удушающего действия – проник через кондиционер машины в салон, Чиун начал слегка покашливать.
– Медленная смерть, – сказал он.
– Все это – из-за крайне жестокой эксплуатации, которой подвергаются трудящиеся. В Китае мы никогда не допустим такого загрязнения воздуха.
– В Китае, – заметил Чиун, – у людей нет машин. Они едят испражнения.
– Ты позволяешь своему рабу слишком много вольностей, – сказала Мэй Сун Римо. Все трое сидели на переднем сиденье, Мэй Сун посередине, а Чиун просто-таки вжался в дверцу, чтобы быть подальше от девушки. Римо не стал взваливать на себя лишние хлопоты с переменой автомобиля – он от души надеялся, что за ними следят. Время поджимало, генерал Лю до сих пор не найден, и Римо хотел вступить в контакт со своими противниками как можно скорее.
Римо не нравилось, что Чиун сидит у окна в его теперешнем настроении, и всю дорогу ему приходилось держаться подальше от машин с пацифистскими эмблемами. Римо пытался сконцентрироваться на обстоятельствах исчезновения генерала Лю, надеясь на внезапное озарение.
Потом он резко очнулся, услышав, как Чиун, весь исполненный блаженства, что-то громко мурлычет. Римо внимательно огляделся по сторонам. Вроде все в порядке. И тут он увидел, что пробудило такой восторг в душе Чиуна. Маленькая иностранная машина с пацифистской эмблемой обгоняла их справа.
Когда машина поравнялась с ними, Чиун, не отвлекаясь и глядя только перед собой, резко высунул руку в окно и за что-то ухватился. В зеркальце заднего вида Римо рассмотрел, что это было. Боковое зеркальце той другой машины со звоном упало на дорогу и разлетелось на мириады осколков.
Все, разумеется, случилось так быстро, что водитель той машины не заметил, как рука Чиуна молнией мелькнула в воздухе и оторвала зеркальце. Машина уже ушла вперед, и Римо видел, что водитель
