находящегося за третьим деревом. Сколько там сейчас? Сто двадцать тысяч долларов? Это только часть его богатства, но зато он останется в живых и сможет воспользоваться деньгами. А затем начнёт всё сначала, не торопясь, устраивая свою жизнь медленно, но верно. Этих банкнот ему хватит на несколько хороших акций, в таких-то делах он был настоящим мастером.
Рулевое колесо в руках Джексона было скользким от пота, когда он проезжал под железнодорожными путями Центрального вокзала. Ему было всего девять лет, когда он понял, что переплетение путей ведёт отнюдь не в далёкие прекрасные края, а в верхнюю часть Нью-Йорка с остановками в Оссининте и ещё нескольких мелких городишках, которым совершенно не были нужны черномазые негритянские мальчишки вроде Берноя Джексона. Его бабушка была очень мудра, говоря: «Никогда не жди ничего хорошего от людей, мой мальчик».
И он верил этому. Но вот тогда, восемь лет назад, когда он должен был максимально уверовать в свою истину, Джексон проявил слабость. И сейчас, уже добившись приличного положения в Гарлеме, он должен был расплачиваться за совершённую некогда грубую ошибку ценой собственной жизни.
Джексон включил кондиционер на максимум, но это не принесло ему облегчения. Он замерзал и исходил потом одновременно. Джексон вытер правую руку о матерчатую обивку сиденья. Его первый «кадиллак» был отделан белым мехом, весьма глупая затея, но о таком он мечтал всю жизнь. Мех вытирался слишком быстро, а саму машину за первый месяц пять раз ограбили даже в гараже.
Сейчас его «флитвуд» был неприметного серого цвета, а все ценные устройства аккуратно скрыты. Скоро он въедет на Ист-Ривер-драйв. И когда свернёт на юг, в нижнюю часть города, то поедет навстречу собственной смерти; возврата не будет. В этом была огромная разница между чёрным Гарлемом и белой Америкой.
В белой Америке люди могли совершить ошибку и затем искупить её. В Гарлеме твоя первая большая неосторожность оказывалась последней.
Если бы восемь лет тому назад он вспомнил мудрый бабушкин совет и последовал своему здравому смыслу! Но деньги казались Джексону такими соблазнительными! Джексон сидел в баре «Биг Эппл» и потягивал специальный фирменный коктейль (три порции виски по цене двух), когда подросток посыльный — они все были тогда молоды — передал ему, что его хотят видеть.
Джексон продолжал медленно смаковать напиток, стараясь продемонстрировать своё безразличие. Когда он покончил с коктейлем, то, с трудом сохраняя непринуждённость, вышел из бара на промозглую Леннокс-авеню, где в серой машине сидел чёрный мужчина в сером костюме, жестом подозвавший его к себе.
— Сладкий Ножик? — спросил мужчина, распахивая дверь машины.
— Да, — ответил Джексон, не подходя близко и держа руку в правом кармане пиджака на рукоятке аккуратного пистолета «беретта» двадцать пятого калибра.
— Я хочу дать тебе два номера и сто долларов, — произнёс мужчина. — С первым номером ты сыграешь завтра. Относительно второго позвонишь после этого, вечерком. Поставь на кон лишь десять долларов и не играй со своим хозяином Дереллио.
Джексону ещё тогда следовало задуматься, почему на него пал счастливый выбор. Ему бы спросить себя, откуда мужчина столь хорошо изучил его характер? Ведь неизвестный явно знал, что, если Джексону велят поставить на какой-то номер, он может это проигнорировать. Но коль скоро ему предложат сто долларов, чтобы он поставил только десять, Джексон рискнёт этими десятью долларами, просто, чтобы сделать свой телефонный звонок более обещающим.
Первой мыслью Джексона было — его решили использовать для того, чтобы сорвать банк. Но ведь не с десятью же долларами! Неужели человек в машине действительно хотел, чтобы Джексон играл на все сто долларов, а затем поставил ещё пятьсот?
Если так, зачем выбрали именно его, Сладкого Ножика? Сладкий Ножик не собирался вкладывать свои денежки в предприятия, которые он не мог контролировать. Пусть это делают маленькие высохшие старушки, считающие жалкие четвертаки[3]. Именно для них существовали эти номера в Гарлеме. Пустопорожние мечты. Люди, которые действительно собирались делать деньги, ставили на номера Мэна, на бирже, где существовали шансы на выигрыш. Но номера Мэна были не для бедных, они напоминали, что тебе в общем-то не на что ставить и что ты никогда не вылезешь из грязи.
А эти номера, они были просто сладкой приманкой. Ты мог мечтать весь день о том, как распорядишься выигрышем в пять тысяч четыреста долларов, потратив всего десять. Стало быть, за двадцать пять центов можно было накупить в бакалейной лавке продуктов на сто тридцать пять долларов, или заплатить за квартиру, или купить новый костюм, словом, тратить деньги в своё полное удовольствие.
Ничто не могло заменить этих номеров в Гарлеме. Ничто не могло остановить жалких мечтателей, неудачников, разве что ещё более рисковая возможность немедленного обогащения, которую можно будет реализовать уже на следующий день в кондитерской лавке за углом.
Джексон поставил на первый номер и выиграл. Затем он позвонил по телефону.
— А сейчас, — сказали ему, — делай небольшие ставки на номера 851 и 857. На этот раз будь в одной компании со своим боссом, Дереллио, и скажи приятелям, чтобы они тоже ставили на эти номера. А завтра опять позвони нам.
Номер 851 выиграл, но выигрыш был не слишком внушителен, потому что люди, которых привлёк Джексон, не полностью доверяли его информации. Не то чтобы они так уж сомневались в Сладком Ножике, просто у них не было возможности проверить его искренность.
Когда Джексон опять позвонил по телефону, голос сказал:
— Сегодня — номер 962. Сообщи своим парням, что это железно. Объясни им также, что ты не можешь ставить слишком большие деньги, что за деньгами лучше обращаться лично к Дереллио. И ставь на этот номер, всё честно.
На следующий день игра была серьёзной. Это была большая игра. И когда результаты её появились в выпуске «Дейли Ньюс» на предпоследней странице, Дереллио был разорён. Он потерял четыреста восемьдесят тысяч долларов и не выиграл ничего.
А вечером голос сказал Джексону:
— Надо увидеться, встречай меня на пароме, который идёт на Стейтен-Айленд через час.
На пароме дул пронзительный, обжигающий ветер, но человек, сидевший в машине, не обращал на это внимания. Ему было тепло в меховом пальто, тёплых сапогах и отороченной мехом шапке. Мужчина передал Джексону «дипломат».
— Здесь полмиллиона. Расплатись со всеми, кто ставил вместе с Дереллио. И позвони мне завтра вечером.
— В чём заключается ваша игра? — спросил Джексон.
— Веришь ли, — ответил мужчина, — чем глубже я втягиваюсь в это болото, тем меньше понимаю, что делаю.
— Ты говоришь не как чёрный брат.
— Ах, вот в этом и заключается проблема чёрной буржуазии, приятель. До встречи.
— Обождите! — крикнул Джексон, подпрыгивая на палубе парома в попытке согреться и стараясь удержать между ног «дипломат». — А если я сбегу со всем этим добром?
— Ну, хорошо, — устало произнёс мужчина, — я уже понял, что ты сообразительный парень. Ты не сбежишь, пока не узнаешь, от кого бежишь. И чем больше ты будешь в курсе дела, тем меньше тебе захочется удрать.
— Ты говоришь ерунду, пижон.
— Я вообще только и делаю, что занимаюсь ерундой, с тех пор как приступил к этой работе. Здесь нужна одна лишь точность.
Мужчина негр ещё раз попрощался и уехал.
Так и получилось, что Джексон, расплатившись с вкладчиками, стал главой банка. Если они решились дать ему просто так, считай, на выброс, полмиллиона долларов, значит, и миллиона могли не пожалеть. И не жалели. Вот тогда бы Джексону и скрыться. Но он никуда не делся, получив толстую пачку денег. Не удрал он и тогда, когда однажды вечером ему приказали стоять на углу улицы непонятно для чего. Джексон стоял.
