Принесли мартини в запотевших бокалах. Кэти Хал подняла свой бокал и отпила, тут же почувствовав знакомое приятное ощущение во всем теле.
– За твое здоровье.
Деммет поднял бокал, но пить не стал.
– Ага, ты не хочешь дать мне фору и пытаешься отвертеться
– Нет, Дэн. Пей смелее.
– Ты хитришь, Кэти. Да, ты очень хитра, но ты, знаешь ли, одновременно и глупа. Очень глупа, Кэти. Если хочешь знать, ты просто дура. Ты могла бы иметь все сразу, если…
– Тс-с.
– Я ничего такого не сказал. Ты могла получить все, и без всякого риска. Для этого тебе лишь надо было стать миссис Деммет.
Кэти Хал фыркнула в бокал, расплескав коктейль. Продолжая смеяться, она вытерла стойку бара салфеткой.
– Извини, Дэн. Я не хотела.
– Ну ладно, стерва. Даешь мне фору четыре удара, и пошли играть, – сказал Деммет и выплеснул ей в лицо свой мартини.
Но и у первого флажка она все еще смеялась.
– Бей первым, Дэн. У меня нет сил, – сказала она, опираясь на клюшку. Ее лицо раскраснелось от смеха, глаза были прищурены. – Только не бей слишком сильно, сегодня не та погода.
Доктор Деммет установил мяч поудобнее, изо всех сил злобно сжав клюшку. Хорошо, он ударит, ударит так, как и не снилось ни одной из этих наглых баб. Он обойдет ее на первой же лунке.
Мяч устремился вперед, набирая высоту, но в высшей точке подъема начал отклоняться влево и в конце концов приземлился далеко от лунки, за некошеной полосой жухлой травы, зарывшись куда-то в кучу сухих листьев. Деммет так и не смог его отыскать. Только злоба заставляла его продолжать игру, которая, естественно, закончилась полным разгромом не перестававшего злиться Деммета…
Они возвращались на электрокаре обратно. Вдруг Кэти сдвинула его ногу с педали акселератора. Они остановились.
– Дэн, тебе никогда не обыграть меня.
– Посмотрим. Посмотрим. Поехали, холодно.
– Самое большее, что ты можешь, – это свести игру вничью, но и то вряд ли. – Она положила руку в перчатке ему на колено. – Мне от тебя кое-что нужно, и тогда мы будем квиты. Так что твой труд будет щедро оплачен, я не собираюсь тебя грабить. – Она поцеловала его в мочку уха, покрасневшую от холода.
– Что ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты избавил меня от миссис Уилберфорс.
– О'кей. Сделаем еще одну операцию.
– Нельзя, их и так уже было слишком много. А отправить ее на тот свет сразу же вслед за сыном – это уж чересчур. У нас пока все идет неплохо, незачем портить дело. – Ее голос журчал вкрадчивым ручейком. – А кроме того…
– Что еще?
– Я хочу испытать на миссис Уилберфорс кое-что новенькое.
– Например?
– Ну, один специальный препарат.
– Дай его ей сама. Брось в стакан со сливовым соком.
– Я пыталась, Дэн. Но к ней трудно подступиться. Его необходимо вводить в организм в момент сильного возбуждения, чтобы подействовала даже малая доза. Если кровь не кипит в жилах, препарат будет действовать слишком медленно, и ее могут найти слишком быстро.
– О какого рода возбуждении ты говоришь? – спросил Деммет.
Рука Кэти скользнула вверх по его колену.
– О таком, – сказала она.
– А, понятно. И ты хочешь, чтобы это сделал я?
– Да.
– Но как? Ты же видела миссис Уилберфорс. Это все равно что переспать с танком.
– Не думай о ней. Думай обо мне в тот момент. Вспоминай вот о чем, – сказала Кэти Хал, расстегивая его брюки и наклоняясь к нему. Пар от их тел вился вверх, к ветвям сосен.
Позже Деммет поинтересовался, что это за специальный препарат.
– Не спрашивай, Дэн. Пусть это будет моим призом за сегодняшнюю победу.
Он пожал плечами. Ему было все равно.
Он встретился с миссис Уилберфорс этим же вечером в ее номере, чтобы поговорить об операции, которую сделали ее сыну. Он попытался вспомнить теплые губы Кэти там, на поле для гольфа, но от сочетания мыслей о Кэти и миссис Уилберфорс его затошнило, и он бросился в ванную. Ополоснув лицо, Деммет достал из кармана кольцо, полученное от Кэти, надел его на палец и повернулся к двери, за которой ждала миссис Уилберфорс.
Легче было бы сбросить ее со скалы…
Глава восьмая
Потолок вестибюля клиники Роблера поднимался на высоту трех этажей. В потолок упиралась рождественская елка – огромное тридцатифутовое дерево, украшенное разноцветными фонариками, стеклянными шарами и гирляндами из подарков пациентам, на которых белыми буквами были написаны их имена.
Это было первое, что бросилось в глаза двум мужчинам, вошедшим в вестибюль. Они остановились у дверей.
– Тьфу, – сплюнул пожилой морщинистый кореец, одетый, несмотря на конец декабря, лишь и голубое кимоно.
– Прекрати, Чиун, – сказал его спутник. Это был явно молодой человек, хотя верхнюю часть его лица скрывали темные очки, воротник пальто был поднят до ушей, а низ лица закрыт белым шелковым шарфом. Пожилой кореец поддерживал его под руку.
Чиун опять сплюнул.
– Только посмотри! Вы на Западе умеете все превратить в мусор. Как можно испортить дерево? Очень легко – дайте его украсить белому человеку.
– Чиун, – тихо сказал Римо, – пойди лучше и зарегистрируй нас. И не забудь, кто мы такие.
– Я с удовольствием забыл бы, если бы это избавило меня от созерцания уродства.
Римо вздохнул.
– Иди, иди.
Римо направился к кожаным креслам поодаль и сел.
За столом сидел охранник в форме, заодно выполнявший обязанности регистратора и оператора на пульте связи.
Он взглянул на старика, чья голова едва возвышалась над стойкой.
– Слушаю вас.
– Поздравляю с Рождеством, – сказал Чиун.
– С Рождеством?
– Ну да. Я хотел привнести в вашу жизнь праздничное настроение. Вам нравится это дерево? – спросил Чиун, показывая через плечо.
– Такую здесь ставят каждый год.
– Это не ответ, – сказал Чиун. – Вам нравится это дерево или нет?
– Не знаю, – пожал плечами охранник. – Я никогда внимательно его не рассматривал.
– И правильно делали.
– Вы имеете какое-то отношение к рождественским елкам? – спросил охранник.
– Нет, – сказал Чиун. – Я доктор Парк. Для моего пациента, мистера Уильямса, должна быть приготовлена палата. Я хотел бы узнать ее номер.
