— А ты знаешь, что он обучил меня всему, что я знаю.
— Да, — кивнула Джоулин. — Он мне сказал.
— А, уже успел.
— И, кстати, он прав, — сказала Джоулин.
— В чем?
— Ты расист.
— С чего ты взяла? — удивился Римо.
— Все это знают. Все американцы расисты.
— Верно, девочка, — удовлетворенно заметил Чиун. — Расизм — это самооборона людей, которые ощущают свою неполноценность.
Глава 10
В Сан-Франциско, на тихой улочке — ответвлении Юнион-стрит, разношерстные и разномастные хиппи вразнос торговали всякими разностями. Ювелирные изделия, раскрашенные ракушки и камни, кожаные ремни заполняли маленькие лотки и лавчонки по обеим сторонам улицы.
Торговля в целом шла плохо, но торговцев это, похоже, не беспокоило. Они с самым довольным видом грелись на солнце, курили марихуану и толковали меж собой, как будет здорово, когда победит революция и новое социалистическое правительство станет платить им за то, что они здесь сидят.
В конце улицы была посыпанная гравием площадка, окруженная высоким деревянным забором. По периметру площадки стояли лавчонки, и на одной из них развевалась листовка с портретом Шрилы Гупты Махеша Дора.
Джоулин грохнулась на колени и поцеловала стальной трос, к которому была прицеплена эта листовка.
— О, Всеблагой Владыка, — пропела она. — Я пересекла море, чтобы вновь узреть твое совершенство.
— Эй, ты! Какого черта ты дергаешь мой трос? — крикнул ей бородатый загорелый светловолосый парень. Он был без рубашки, в джинсах с грязной бахромой, в ухе — серебряная серьга. Парень торговал в лавчонке виноградным соком.
Из лавок, стоявших вдоль забора, выглянули люди, главным образом молодые женщины, и воззрились на Джоулин.
— Они плохо пахнут, — сказал Чиун Римо. Римо пожал плечами.
— Это и есть дети цветов? — спросил Чиун. Римо кивнул.
— Почему же они не пахнут цветами?
— Хороший запах — это составная часть общего заговора мирового империализма, — заявил Римо.
Чиун засопел.
— Впрочем, какая разница. Все белые пахнут странно.
Бородатый блондин тем временем пытался поставить Джоулин на ноги. Она же упорствовала в своем намерении стоять на коленях. Обеими руками она вцепилась в трос, который крепил шест, поддерживавший крышу лавчонки.
— Я сказал, проваливай отсюда! — орал парень.
Римо направился было к Джоулин, но тут раздался чей-то громкий голос:
— Прекрати!
Голос доносился с противоположного конца площадки. Все лица повернулись туда.
Там стоял человек. Он вышел из калитки в заборе между двух лавчонок. На нем было розовое одеяние, ниспадавшее складками к обутым в серебристые сандалии ногам. Лоб его пересекала серебристая полоска — такая же, как у Джоулин.
— Оставь ее, — нараспев произнес он. — Она одна из нас.
— Это не дает ей права дергать трос и раскачивать мою лавку, — заявил светловолосый парень и снова попытался поднять Джоулин с колен.
Человек в розовом дважды резко хлопнул в ладоши.
Молодые женщины из соседних лавок повернулись, как по команде, и медленно направились в сторону Джоулин и бородатого блондина. Тот все еще был занят девушкой и не сразу увидел угрожающую ему опасность. На него надвигалась дюжина молодых женщин с ничего не выражающими лицами. Их ноги — большей частью обутые в сандалии — ритмично топали по гравию, производя шум, какой издает поезд, медленно отходящий от станции.
— Эй! — крикнул им парень. — Ладно вам, я просто пошутил. Я не хотел, чтобы она...
И тут они на него набросились. Четверо навалились на беднягу всей тяжестью своих тел и как бы пригвоздили к земле, а остальные окружили и принялись бить руками и ногами по лицу и вообще по чему попало.
Джоулин с непреклонной решимостью держалась за трос и бормотала:
— О блаженный! О блаженнейший!
Человек в розовом посмотрел на Римо и Чиуна и улыбнулся им. Улыбка не была ни дружелюбной, ни извиняющейся. Потом он снова дважды хлопнул в ладоши.
По этому сигналу женщины, избивавшие парня, прервали свое занятие, поднялись и потопали назад к своим лавкам.
— Через час тебя здесь не будет, — обратился человек в розовом к окровавленному, в синяках парню, валявшемуся на гравии. — Ты недостоин здесь находиться.
Потом он понизил голос и обратился к Джоулин:
— Встань, дитя Патны. Блаженство ожидает тебя.
Джоулин поднялась, как по команде, и направилась к нему. Римо и Чиун пошли следом за ней.
— У вас есть к нам дело? — спросил человек в розовом.
— Мы привезли ее из Индии, — ответил Римо. — Из Патны. — И, не вполне отдавая себе отчет, зачем он это делает, он показал жрецу золотой значок, найденный им на полу дворца Дора.
— Вообще-то, — вставил Чиун, — мы направлялись в Синанджу, но нас остановило обещание белого человека.
— Ах да, Синанджу, — чуть растерянно пробормотал жрец. — Заходите. Римо он кивнул как своему.
Жрец провел их через калитку в сад, где цвели крупные, пахучие, тропического вида цветы, а затем в заднюю дверь старого здания, выходившего фасадом на соседнюю улицу. Там они оказались в залитом солнцем зале, который был переоборудован из четырех маленьких комнат первого этажа.
В помещении было безукоризненно чисто. Девять молодых женщин в просторных белых одеяниях сидели на полу и шили.
Когда жрец привел новоприбывших, все женщины оторвались от шитья и взглянули на них.
— Дети блаженства! — громко объявил жрец в розовом и для пущей убедительности хлопнул в ладоши. — Эти путники прибыли из Патны.
Молодые женщины с белой кожей и соломенными, черными и каштановыми волосами вскочили на ноги и окружили Джоулин.
— Ты видела Его?
Джоулин кивнула.
— Он поделился с тобой своим совершенством?
Джоулин кивнула.
— Окажите ей гостеприимство — пусть чувствует себя как дома, — сказал жрец и жестом позвал Римо и Чиуна следовать за ним в соседнюю комнату.
За их спинами раздавалась счастливые голоса молодых женщин.
— Какой он, наш Великий? — спросила одна.
— Он — совершенство, — ответила Джоулин.
Чиун остановился и кивнул.
— А какое это совершенство? — спросила другая.
— Это совершенное совершенство.
Чиун снова кивнул, на этот раз более энергично.
Джоулин продолжала восхваления.
