В знак сочувствия Саманта положила свою ладонь на его руку.
— В своей жизни я сделал многое, чем не стоит гордиться, однако думаю, что стал бы другим человеком, если бы не эта ночь. Раньше я часто размышлял: как все могло сложиться, если бы Макси в тот вечер не осталась петь. Если бы она ушла со мной до прихода людей Скальпини, мы, наверное, успели бы пожениться, прежде чем узнали о том, что произошло в клубе. Если бы только она ушла со мной, то Джо уехал бы с нами и остался жив. Он посмотрел вдаль.
— Если бы Макси не захотела остаться и петь, все было бы иначе.
Вытянув руку, старик дотронулся до щеки Саманты.
— Может быть, если бы я женился и, проснувшись на следующее утро, узнал бы о кровавой бане в клубе, я бы и встал на другой путь. Может быть… — На глазах у него показались слезы. — Может быть, теперь ты была бы моей внучкой, не просто внучкой по крови, а жила бы здесь со мной.
Он улыбнулся.
— Ну, не именно здесь. Скорее, мы жили бы где-нибудь на окраине. В доме вышедшего на пенсию продавца страховых полисов.
Он дотронулся до ее золотистых волос.
— Я, как Мидас, охотно променял бы все свое золото на живое тепло, исходящее от ребенка.
Глава 13
— Я никак не могу понять, что же все-таки случилось с ней? — проговорила Саманта.
Она сидела с Майком во дворике за столиком и ела обед, заказанный в китайском ресторанчике.
— С кем? — спросил Майк, хотя отлично знал, о ком она говорит.
— Если моя бабушка не бросила моего деда Кэла, чтобы убежать к Бэррету, то куда же она уехала?
— Именно это и хотел узнать твой отец, — буркнул Майк, глядя себе в тарелку. Что-то не давало ему покоя, но он сам не понимал что. Они покинули дом Бэррета сразу же, как старик закончил свою длинную, грустную историю. Весь обратный путь Саманта была неразговорчивой, глядела в окно с едва заметной улыбкой на лице, будто пережила что-то приятное. А теперь она не ела, а делала какие-то фигурки из еды на своей бумажной тарелочке.
— Ты думаешь, он живет один в этом огромном доме?
— Может быть. Кажется, он перестрелял почти всех, с кем сталкивался за все эти годы.
Саманта посмотрела на него с яростью.
— Почему тебе нужно говорить о старике только гадости? Мне казалось, что писатели должны любить своих героев.
— Неужели? А как насчет писателей, которые изучают убийц-маньяков? Мне не нравится Бэррет и никогда не понравится. Но я им пленен. Никто еще не пытался документально изучить его жизнь. Никто в действительности не знает, на что он способен.
Саманта замолчала и после продолжительной паузы тихо произнесла:
— По мне, так он хороший человек. Майк сглотнул и перед тем, как заговорить, сделал глубокий вдох.
— И почему только слезливые истории оказывают такое действие на женщин? Какой-то человек, которого ты впервые видишь, рассказывает душещипательную историю о потерянной любви. И ты веришь каждому слову! Мне лично особенно понравилось, как он ловко вставил этот пример про Мидаса. Я вот думаю, не отрепетировал ли он это свое небольшое выступление, прежде чем продекламировать его перед нами?
Вскочив, она метнула на него испепеляющий взгляд.
— А я уже сыта по горло твоей ревностью! С первого момента нашей встречи ты себя ведешь так, будто купил меня. Ты влез в мою частную жизнь. Ты преследуешь меня. Ты унижаешь меня. А я даже тебя как следует не знаю. Ты для меня никто.
— Во всяком случае, я тебе ближе, чем Бэррет, — проговорил Майк, встав и нависнув над столом.
— Вовсе нет, — тихо возразила она. — Он мой дед, последний живой родственник на этом свете.
Майк тяжело вздохнул. Теперь он понял, что так мучило его в выражении ее лица, когда они возвращались от Бэррета. Она улыбалась удовлетворенной улыбкой, улыбалась так, словно нашла что-то давно потерянное. Он протянул к ней руку и произнес: «Сэм…»
Но она уклонилась от прикосновения, даже не желая узнать, что он хочет ей сказать. Теперь, когда у нее появился родственник, Майк, разумеется, начнет играть роль всезнайки. Что-что, а опыта общения с многочисленной родней по всем Штатам ему не занимать. Однако такой, как он, просто не мог себе представить, что значит быть абсолютно одиноким в этом мире. Он не знал, каково это — провести одному День благодарения или Рождество, когда некому сделать подарок. У него такая обширная семья, что можно позволить себе быть циничным по отношению к родственникам, можно говорить о них жестокие вещи. Он просто не в состоянии ее понять. Да, возможно, этот человек, Бэррет, и совершил в молодости страшные злодеяния, возможно, все, что Майк знал о нем, — сущая правда. Но теперь это глубокий старик, который совсем одинок, так же одинок, как и Саманта.
Холодно и отчужденно отвернувшись от Майка, она пошла в дом.
Он обогнал ее и положил руки ей на плечи.
— Сэм, куда же ты идешь?
— Наверх. Думаю, я достаточно свободна, чтобы хотя бы это мне было дозволено. Не так ли?
Майк не выпускал ее.
— Я хочу понять, о чем ты думаешь. Что-то мне сегодня не нравится твой взгляд.
— А мне твой не нравится всегда, — отрезала она. — Пожалуйста, отпусти меня. Мне нужно собираться.
— Я не отпущу тебя до тех пор, пока ты не скажешь, куда собираешься ехать, выйдя из этого дома.
— Как я неоднократно тебе говорила, что я делаю, как распоряжаюсь своей судьбой и как буду ею распоряжаться, тебя вовсе не касается. Я поеду, куда пожелаю.
Майк попытался заглянуть ей в глаза, но она отвернулась.
— Ты ведь поедешь к нему? Не так ли?
— Это не твое…
— Сэм, ты не можешь поехать к этому человеку. Он убийца!
Она бросила на него взгляд, полный отвращения.
— Ему девяносто один год! Он не может передвигаться без инвалидного кресла. И каким образом он способен причинить мне вред? Я не богата. Поэтому вряд ли он охотится за моими деньгами. И я крайне сомневаюсь, что нужна ему для секса. Да, возможно, вся его биография, которую он нам рассказал, — это большая неправда. Может, он состряпал эту историю, чтобы внучка Макси пожила с ним последние — наверное, очень недолгие — годы. Ну и что в этом плохого? Он одинокий старик, а я… — Она внезапно замолчала.
— Ну, давай. Продолжай. А ты одинокая женщина. — Его голос смягчился. Он придвинулся к ней и обнял. — Скажи же, Саманта, что тебе нужно. Скажи, что же ты хочешь, и я сделаю все, чтобы ты это получила. Может, ты хочешь любви? Тогда я готов…
Она резко вывернулась.
— Не смей даже говорить мне о любви. Я по горло сыта корыстной любовью мужчин. С меня достаточно. Что же мне нужно тебе сказать, что нужно сделать, чтобы ты наконец понял, что я настроена решительно. Я не хочу оставаться с тобой в этом доме. Не хочу оказаться с тобой в кровати. Я вообще не хочу иметь с тобой ничего общего!
Майк какое-то время смотрел на нее. На лице его стремительно сменяли друг друга выражения гнева, удивления и, наконец, полной безнадежности.
— Намек понял, — проговорил он с наигранной улыбкой на лице. — Ты свободна в своих действиях.
