— Элвин Девар, девять лет, Уилтон-стрит, 54, отстающий. Ну давай, слышишь!
Грациозно и обдуманно Римо довел стонущую и дергающуюся женщину до оргазма. Это называлось «падум». Она впилась ногтями ему в спину и прижала его к себе, умоляя, чтобы он повторил это чудо. Он повиновался.
— О, какая прелесть! Как хорошо! — пролепетала она. — Как тебя зовут?
— Римо.
— Чудесное имя. А фамилия?
— Спит.
— Фантастически сексуальная фамилия, Римо Спит!
— Мне пора. Спасибо за информацию.
— Подожди. Может быть, тебе нужно его личное дело? Об этом Деваре я знаю абсолютно все. Таких, как он, мы называем «сверхотчужденными».
— Что это такое?
— Тупица, который ни с кем не может найти общего языка.
— Мне пора.
— Я пойду с тобой!
— Я работаю в одиночку, — сказал Римо.
— Ты не уйдешь, пока я тебе не позволю.
Римо улыбнулся и чмокнул ее в щеку.
— Пока, — сказал он.
В следующую секунду он почувствовал, как она стискивает его лодыжками.
— Посмотрим, удастся ли тебе вырваться, — сказала она с ухмылкой. — Я великолепно управляю всеми своими мускулами. Так что не пугайся, если не сумеешь высвободиться. Иногда мужчины начинают паниковать и испытывают боль. Ну-ка, попробуй!
Мисс Кауфперсон отменно владела двойным зажимом, который помог ей поглубже запихнуть Римо внутрь себя.
— Никому еще не удавалось с этим справиться, — предупредила его мисс Кауфперсон со счастливой улыбкой.
Римо было достаточно дважды легонько надавить ей на горло, чтобы вырваться на волю.
— У-у, это было здорово! — простонала мисс Кауфперсон. — Во всех смыслах!
Что-то в этой квартире настораживало Римо, хотя он пока еще не сумел определить, что именно. Она была обставлена в современном стиле: из-за мебели, обтянутой черно-белой кожей, высовывались хромированные светильники, пол застилали толстые ковры, картины на стенах напоминали бесформенные пятна в обрамлении тонких золоченых нитей-рам. В пяти серебряных бокалах курился ладан. Кресла походили на полированные скульптуры с маленькими кожаными подушечками для тех, кто способен догадаться, что это все-таки кресла. Нет, странная квартира. Да и сама мисс Кауфперсон производила странное впечатление.
— Ты должен позволить мне пойти с тобой. Я могу рассказать тебе всю подноготную Девара.
— Валяй, — пожал плечами Римо. — Одевайся, и пойдем.
Едва успев застегнуть юбку, Сашур — она гордо объявила, что теперь носит это имя, — прочла лекцию о своих способностях управлять психикой мужчин, которых она считала существами низшего порядка.
— Многие тысячи лет мужчины пользовались женщинами как сексуальными объектами. Теперь настала наша очередь. Ты для меня — всего лишь вещь.
— Как тебя звали раньше?
— Тебе хочется знать, как меня называли угнетатели-мужчины?
— Именно.
— Роберта Кауфманн.
— Не была ли ты замужем за бухгалтером?
— Была. Он был свиньей. К счастью, он погиб.
— Давно?
— Пару дней назад. Наверное, пал жертвой капиталистического заговора, в котором сам играл грязную роль.
— Я вижу, ты отлично обходишься без него.
— Потому что не соглашаюсь на уготованную мне рабскую долю.
Внизу сидящий за столиком консьерж сообщил мисс Кауфперсон, что «этот человек дожидается снаружи».
— Боже правый! — воскликнула мисс Кауфперсон. — Вот ведь привязался, как зубная боль!
Римо и Сашур вошли в лифт и спустились в подземный гараж.
— Придется воспользоваться моей машиной. Вообще-то я предпочитаю ездить на такси, потому что в этом городе негде припарковаться. Ладно, поедем. Терпеть не могу появляться на машине в отсталых с социально-экономической точки зрения районах, где угнетенный люмпен-пролетариат в борьбе за свободу вымещает свой гнев даже на таких символах больного общества, как автомобили.
— Что? — не понял Римо.
— Черномазые снимают ниппели с колес.
— Я думал, что мальчишка Девар — белый.
— Белый. Он живет в высотном доме, но по соседству с трущобами. Это не то, что здесь.
— Сколько ты платишь за квартиру в месяц? — спросил Римо.
— Бешеные деньги: полторы тысячи.
— И это на учительскую-то зарплату?
— Конечно, нет! Уж не думаешь ли ты, что наше прогнившее общество предоставит учителю возможность пользоваться роскошными апартаментами?
— Как же ты выходишь из положения?
— А вот так. Я нашла способ!
— Какой?
— Я эмансипированная женщина и знаю, как раздобыть деньги, но тебя это не касается.
— Как раз наоборот, — сказал Римо. Поначалу она подумала, что он собирается заняться с ней любовью прямо в лифте, но когда боль стала нестерпимой, она поняла, что ошиблась.
— Так откуда ты берешь деньги? — спросил Римо.
— Бракоразводный контракт. У этого олуха водились деньжата.
Римо ослабил хватку.
— Ну что, теперь доволен, свинья ты этакая? — прошипела Сашур, потирая локоть. — Теперь ты знаешь, так что можешь гордиться! В обществе, основанном на угнетении, это — единственный способ для женщины заработать на жизнь, понял, мерзавец? Слушай, а ты не садист?
— Садисту нравится причинять боль. Он действует наобум, потому что причинить боль для него самоцель.
Далее он объяснил ей, что боль свидетельствует о нормальной работе организма и должна использоваться как сигнальный механизм для мозга.
Беда в том, что большинство людей не обращает внимания на первые, слабые сигналы, а потом становится поздно, и им ничего не остается, как страдать от сильной и совершенно бесполезной боли.
— Раз тебе нравится боль, получай! — воскликнула Сашур и попыталась заехать Римо в пах подошвой босоножки от Гуччи. Подошва ткнулась в пустоту. Дверь лифта открылась, и Римо помог спутнице подняться на ноги.
Она попробовала отвесить ему оплеуху и опять промахнулась. Пинок в живот — и снова промах.
— Ладно, твоя взяла, — вздохнула она.
В серебристом двухдверном спортивном «мерседесе», заваленном листовками на тему об угнетении бедняков, Сашур потребовала, чтобы Римо пристегнулся. Тот ответил, что чувствует себя безопаснее в свободном парении. Она заявила, что не тронется с места, пока он не пристегнется, и Римо уступил, рассудив, что у него есть шанс уцелеть в аварии даже с пристегнутым ремнем безопасности.
Как только ремень защелкнулся, правый кулак Сашур врезался в перетянутое ремнем солнечное
