— Он не плохой, он лишь дурно воспитан, — пропел смешной голосок, точь-в-точь как в любимой программе Элвина по кунг-фу.
Последовавший за этим звук Элвину совершенно не понравился: он напоминал скрежет резко тормозящего поезда, когда металл угрожающе скребет по металлу. Элвин завертелся на койке. Его глаза уже привыкли к полумраку, и он видел дыру в двери камеры, где одна железка уже была оторвана. Низкорослый полицейский в простыне схватился обеими руками за следующую перекладину. Снова раздался мерзкий скрежет железа, и перекладина осталась в руках у низкорослого. Он бросил ее на пол. Высокий вцепился в крестовину, соединявшую нижние и верхние перекладины, согнул ее и отодрал от двери, словно эта была ленточка на подарочной коробке.
Неожиданно Элвина Девара осенило, что эти двое — никакие не полицейские. Они ворвались к нему в камеру. Элвин забрался снегами на койку и забился в угол, прижавшись спиной к холодному бетону.
— Отстаньте, слышите? Не то я закричу!
— Покайся! Покайся!
— Уйдите! Уйдите!
— Как тебе кажется, в его голосе звучит раскаяние? — спросил высокий у низкорослого.
— Мне очень жаль, но, кажется, нет.
— Что будем делать?
— То, с чего надо было начинать. С чего начал бы любой на нашем месте.
Низкорослый, не снимая простыни, ринулся к Элвину, который еще плотнее прижался к стене. Неровности цементной стены больно впивались ему в спину, но он не обращал внимания на боль. Во рту у него пересохло. Сигаретку бы сейчас!
Он съежился от страха. Низкорослый поднял его, как невесомое перышко. И уже в следующую минуту, упираясь животом в костлявые колени привидения, он был подвергнут унизительной порке.
— Прекратите! Мне больно!
— Так и должно быть, невоспитанный, безмозглый щенок! — ответил голос. Певучесть пропала, и голос напоминал теперь рассерженный свист.
Высокий наблюдал за экзекуцией.
— Кто велел тебе пристрелить Уорнера Пелла? — спросил он.
— Мне запрещено говорить! — взвизгнул Элвин.
— Вот как? — спросило привидение-коротышка. — А как тебе понравится вот это? — Шлепки участились и усилились.
Ничего подобного Элвину еще не приходилось испытывать. Если бы его заранее предупредили, что его ждет такая ночка, он ни за что не сунулся бы в это дело.
— Перестаньте. Я все расскажу.
Наказание продолжилось.
— Все рассказать — еще не все. Ты будешь ходить в церковь?
— Буду, буду! Каждое воскресенье. Обещаю!
— Будешь стараться в школе?
— Буду, буду! Мне очень нравится в школе. Отпустите меня!
— Будешь чтить семью? Правительство? Избранных вами руководителей?
— Буду чтить, честное слово! Я постараюсь стать старостой класса.
— Хорошо. Если тебе понадобится содействие, чтобы повлиять на избирателей, можешь обратиться ко мне.
Порка прекратилась.
Высокий спросил тщедушного напарника:
— Ты закончил?
— Готово, — ответил тщедушный, все еще не спуская Элвина с колен.
— Хорошо. Итак: кто велел тебе прикончить Уорнера Пелла?
— Мисс Кауфперсон. Это было ее задание. Она меня заставила. Иначе я бы не стал.
— Ладно, — молвил высокий. — Если окажется, что ты водишь нас за нос, Элвин, то мы примемся за тебя снова. Тебе понятно?
— Да, сэр, понятно. Вы приметесь за меня вдвоем. Понятно, сэр.
— Хорошо.
Элвина снова подняли на руки и положили обратно на койку. Он почувствовал, как ему надавили за ухом, — и тут же погрузился в сон. Утром он взглянул на брусья решетки, и ему показалось, что к ним никто не прикасался. Значит, это был всего лишь дурной сон? Но потом он пригляделся к брусьям и по зазубринам на краях понял, что их все же выломили, а потом поставили на место.
У Элвина мигом пропал аппетит.
Римо молча шагал прочь от исправительного заведения плечом к плечу с Чиуном, задумчиво пиная носком ботинка пустую банку.
— Кое-чего я все-таки не понимаю, папочка.
— Кое-чего? Если бы ты попросил меня догадаться, о чем речь, то я ответил бы: «Всего». Что же показалось тебе таким необычным?
— Сегодня днем я не мог ударить ребенка, даже когда он целился в меня из револьвера. У меня не поднималась рука. Ты утверждал, что это нормально, и нес какую-то ересь насчет того, что на детей надо воздействовать только любовью.
— Да. И что же?
— А вечером ты сам излупил Элвина в камере за милую душу. Почему ты можешь сделать то, чего не могу сделать я?
— Тебе действительно невдомек, почему Мастеру под силу то, что неподвластно тебе? О, как же честолюбивы твои притязания!
— Оставь свои лекции, Чиун. Почему?
— Для того, чтобы ударить ребенка, взрослый должен быть уверен, что он действительно взрослый.
— Ты хочешь сказать, что я ребенок? Я? В моем возрасте?
— С точки зрения Синанджу, ты еще молод.
— Я — ребенок?.. — не унимался Римо. — Я? Ты это хочешь сказать?
— Я уже сказал все, что хотел сказать. И не стану продолжать объяснения без конца, иначе это превратится в брюзжание. А я не брюзга.
Глава 9
Из коридора донеслось чье-то посвистывание. Полное отсутствие слуха у свистящего вкупе с эффектом Допплера сделали мелодию неузнаваемой.
Свистун остановился. Теперь он находился непосредственно за дверью, поэтому появилась возможность догадаться, что в фальшивом исполнении звучала мелодия песни «Я — Женщина».
Звякнул ключ в замке, дверь открылась, и Сашур Кауфперсон вошла в свою квартиру.
Свист прервался примерно в тот момент, когда хозяйка квартиры воздела руки к небесам, увидев посередине своей гостиной Римо и Чиуна. Она помедлила и не стала закрывать за собой дверь.
— Вы? Что вам нужно?
— Просто поговорить. Закрой дверь, — сказал Римо.
Сашур взглянула на него. Римо кивнул, и она закрыла дверь.
— Начнем с Элвина Девара, — сказал Римо. — Зачем ты заставила его убить Уорена Пелла?
— Кто тебе это наговорил?
— Элвин Девар. Я ответил на твой вопрос. Теперь пришла твоя очередь отвечать. Зачем ты велела мальчишке убить Пелла?
Сашур взглянула на часы, потом вошла в гостиную и опустилась на бархатный диван с хромированными подлокотниками.
— Видимо, мне придется все рассказать.
— Я бы рекомендовал поступить именно так, — молвил Римо.
Чиун не обращал внимания на их разговор. Он увлеченно изучал стены, сплошь увешанные картинами,
