старомодное, но в то же время очень надежное в этом человеке пробуждало в ней чувства, о которых она прежде даже не подозревала.
'Прекрати, Кэди», — приказала она себе.
Когда-то мама советовала ей: «Если решишь впустить мужчину в свою жизнь, выбирай его тщательно».
Грегори был именно таким тщательно выбранным человеком, совершенным во всех отношениях.
А Коул Джордан оказался несовершенен настолько, насколько только может оказаться несовершенен мужчина, и она не выбирала его. Это сделала судьба.
Глава 9
Глубоко задумавшись над своей жизнью, Кэди совершенно забыла смотреть под ноги. Она остановилась на минутку, сделала несколько глотков воды из фляги и постаралась убедить себя в том, что должна прекратить обращать внимание на великолепные анатомические данные идущего впереди Коула. При следующем шаге она вдруг поскользнулась и мгновение спустя уже летела вниз по склону горы на спине, и камешки разлетались в разные стороны так, что ей приходилось защищать лицо руками.
Достигнув подножия склона, Кэди некоторое время не шевелилась, пытаясь понять, цела ли она. Однако, похоже, все было в порядке, появилось только несколько синяков. Приподняв голову, она посмотрела вверх, на гору, и была поражена тем, с какой высоты сорвалась. Далеко наверху она рассмотрела крошечную фигуру Коула на фоне сияющих солнечных лучей. Кэди подняла руку и помахала ему в знак того, что все в порядке, но локоть вдруг пронзила острая боль.
Со вздохом Кэди смотрела на вершину. Теперь ей придется карабкаться по этому скользкому склону вверх!
В следующее мгновение Кэди снова обернулась, услышав, что Коул стремительно приближается к ней. Она никогда не видела, чтобы кто-нибудь двигался подобным образом. Он бежал прямо вниз, совершенно не думая о своей безопасности, однако не падая, несмотря на попадающие под ноги камни и цепляющиеся за брюки колючие кусты. Кэди хотела крикнуть, чтобы он летел вниз так же, как она — это было бы значительно быстрее, — но понимала, что он ее ни за что не услышит.
Коул добрался до нее в считанные секунды и схватил за руку с грубостью медведя, которого совсем недавно изображал. По тому, как побледнело его лицо, Кэди догадалась: он ужасно напуган. Она даже чувствовала, как дорожит его тело.
— Я в порядке, — сказала она. — Я цела. Я…
Он быстро ощупывал ее тело, не слушая, что она говорит, пытаясь определить, не сломаны ли кости и нет ли где-нибудь крови. Кроме содранной кожи на локте и парочки синяков на мягкой части правого бедра, все было в целости и невредимости. Видимо, она съехала вниз на рюкзаке, и это ее спасло.
Но он, сам не имел этой защиты. У него оказалась поцарапана щека, разодрана в кровь рука и порваны брюки.
— Лежи спокойно, — низким от испуга голосом распорядился он. — Я отнесу тебя наверх. А потом я побегу с тобой к доктору и…
— Коул! — громко прервала его она. — Я в порядке. Я не поранилась. — По его выражению лица Кэди видела, что он не услышал ни единого ее слова, поэтому она оттолкнула его и встала. Поскольку взгляд его по-прежнему оставался обеспокоенным, она насколько раз подпрыгнула. Это вызвало небольшую боль в ноге, но Кэди готова была умереть, но не дать ему это заметить.
Коул встал, не говоря ни слова, подхватил ее, забросил себе на левое плечо вместе с рюкзаком и направился к вершине.
После нескольких минут Кэди прекратила бесплодные попытки заставить Коула услышать, что с ней все в порядке. Когда же они таким образом достигли наконец вершины и она заметила, насколько бледно его лицо, ей осталось только предложить разбить лагерь и заночевать прямо здесь же. Коул не стал возражать.
Не противился он и тогда, когда она наполнила флягу водой и велела ему снять рубашку, чтобы промыть раны.
Может, вид его широкой мускулистой груди заставил ее руки задрожать, но она заговорила вдруг о своем мире. Промывая раны и осторожно извлекая мелкие камушки, застрявшие в порезах на руках и спине Коула, она рассказывала ему про «Луковицу» и про президента, который заехал туда однажды перекусить. Рассказывала о Грегори и его матери. Заставив Коула снять брюки, чтобы обработать кровавую рану на бедре, Кэди рассказывала ему о чудесах двадцатого века, надеясь, что воспоминания о замечательных изобретениях своего времени заставят ее вспомнить, почему она так отчаянно хочет вернуться.
— Вот, — наконец произнесла она, протягивая Коулу его красный шейный платок, которым обмывала его раны. — Раны, похоже, не смертельные, но завтра будет здорово саднить. Глупо было так нестись вниз по этой горе. Я и махала тебе, и кричала, что все в порядке. Почему ты не остановился?
Она резко замолчала, потому что Коул закрыл руками лицо, словно заплакал.
Не отдавая себе отчета, Кэди снова подошла к нему и обняла. Он стоял с обнаженным торсом и на нем не было ничего, кроме длинных поношенных брюк. Вдруг Коул резким движением бросился на траву, увлекая за собой Кэди, крепко прижимая ее к почти голому телу.
— Я стольких потерял, — с горечью сказал он. — Я боюсь полюбить кого-то, потому что кто бы ни сблизился со мной, обязательно умирает. Словно я несу проклятье людям, которых люблю.
— Ш-ш-ш, — она погладила его по волосам, пытаясь успокоить.
— Только моя бабушка выжила, но и то потому, что она уехала в Денвер. Ледженд — проклятое место для Джорданов.
Его большие ладони зарылись в шевелюру Кэди, он притянул ее к себе, прижимая так крепко, что казалось, еще немного, и косточки ее хрустнут.
— Я боюсь, что если полюблю тебя, с тобой тоже случится что-то ужасное.
Она попыталась отодвинуться от него, но он держал ее так крепко, что она не могла даже шевельнуться.
— Ничего со мной не случится, потому что я не отсюда. — Даже для самой Кэди стало ясно, как мрачно это звучит. — Коул, ты не любишь меня. А я не люблю тебя. Я собираюсь замуж за другого, ты не забыл? Я даже не думаю здесь оставаться. А ты намерен помочь мне вернуться, правда?
Можно было подумать, что она не произнесла ни слова, потому что он по-прежнему прижимал ее к себе, тепло и надежно. Может, дало себя знать непредвиденное приключение этого дня, но Кэди вдруг ужасно захотелось спать. Ей следовало бы, конечно, встать, развести огонь и приготовить что-нибудь съестное из кроличьих косточек, которые она припасла, надо было постелить пару покрывал, чтобы не лежать на холодной, жесткой земле. Но почувствовав радом с собой Коула, Кэди поняла, что все это не имеет никакого, значения. Она знала, что должна помнить о Грегори и данных ему клятвах, но в этот момент она могла думать только о тепле тела Коула и о том, как хорошо лежать в его объятиях.
Когда в мозгу у нее все уже поплыло, она поняла, что же ей особенно нравилось в этой близости к Коулу, — дело в том, что радом с ним она не чувствовала себя толстой! Находясь в двадцатом веке, она, кажется, ни на минуту не забывала о том, что значит придуманный обществом термин «избыточный вес». Может, она чувствовала себя маленькой, потому что Коул был таким большим, не то что большинство современных ей мужчин, совершенно лишенных мяса и мускулов, так что челюсти их больше всего напоминают бритвенные лезвия. Или, может, это происходило из-за того, что люди в девятнадцатом веке, кажется, вовсе не считали, что фигура женщины должна напоминать куклу-трубочиста. Как бы там ни было, Коул помогал ей чувствовать себя красивой, соблазнительной и очень, очень желанной. Она почти хотела, чтобы он мог…
— Поговори со мной, — прошептала она, прижимаясь губами к теплой коже его шеи. Если она сейчас же на чем-нибудь не сосредоточит свое внимание, то начнет его целовать.
Коул, похоже, не замечая холодной земли, ласкал ее волосы и спину, потом забросил одну ногу ей
