Смит переступил какую-то невидимую черту.
Смиту и прежде приходилось глядеть в лицо смерти и испытывать страх.
Однако он и сейчас не отвел взгляд и поступил так, как требовалось поступить.
На сей раз, глядя на замершего Мастера Синанджу, он чувствовал даже не страх. Ему показалось, что он стоит, нагой и растерянный, пред ликом самой Бесконечности. Наступил Судный день, а он — грешник. Он угодил в ад, ибо совершил непростительную оплошность: отнесся к Мастеру Синанджу без должной почтительности.
— Простите, — сказал Смит. — Примите мои извинения.
Чиун не торопился с ответом. Прошла вечность, прежде чем Смит увидел кивок дряхлой головы, означающий, что извинения приняты. Извиняться перед Римо почему-то не требовалось. Смит не мог этого объяснить, но нисколько не сомневался, что это именно так.
Они зашли в ресторанчик. Смит заказал еду. Римо и Чиун сказали, что не голодны. Смит заказал самое дешевое спагетти с фрикадельками, а потом поводил над столом какой-то хромированной палочкой.
— Жучков нет, — сказал он. — Кажется, все чисто. Римо, я крайне огорчен тем, что вы предаете свою деятельность столь широкой огласке.
— Ладно, давайте начистоту. Я слишком долго пробыл с вами, выполняя поручения, за которые не взялся бы никто, кроме меня. Слишком много гостиничных номеров, дурацких кодов, экстренных вызовов и мест, где меня никто не знает.
— Все не так просто, Римо, — молвил Смит. — Вы нужны нам. Вы нужны стране. Я знаю, что это для вас кое-что значит.
— Плевать я хотел на это! Это для меня не значит ровным счетом ничего.
Единственный человек, что-то давший мне в жизни... Но я не хочу в это вдаваться. Во всяком случае, это не вы, Смитти.
— Спасибо, — с улыбкой сказал Чиун.
— Что тут ответить... — вздохнул Смит. — Только одно: дела в нашей стране идут не слишком здорово. Мы переживаем тяжелые времена.
— Я тоже, — сказал Римо.
— Не знаю, как это выразить. Мне не хватает слов. — Смит поерзал. — Вы нам нужны не просто так, а для выполнения деликатных поручений. А вы привлекаете к себе внимание, что недопустимо.
— Каким образом? — воинственно спросил Римо.
— Вот пример. Вчера вечером в новостях передали сюжет о том, как некто отдал незнакомой женщине в Портленде, штат Орегон, желтую «тойоту» вместе со всеми документами. Ему, видите ли, не хотелось искать для нее стоянку. Вместе с этим человеком был старый азиат.
— "Старый"? — вмешался Чиун. — Назовете ли вы старым могучий дуб только потому, что это не зеленый саженец?
— Не назову. Я просто цитировал телерепортера. — Он снова воззрился на Римо. — Так я узнал, как вы расстались с «тойотой». Я знаю, что это были вы! Вы купили ее, а приехав в аэропорт, не пожелали ее парковать и отдали первой встречной красотке.
— Что же мне было делать? Загнать машину в Тихий океан? Сжечь? Взорвать?
— Придумали бы что-нибудь, чтобы какой-то ведущий новостей не верещал: «Неплохой подарочек на День матери, а, друзья?»
— Мы опаздывали на самолет.
— Припарковали бы машину или на худой конец продали за пятьдесят долларов.
— Вы сами когда-нибудь пытались продать машину стоимостью в несколько тысяч за пятьдесят долларов? Ее бы никто не купил. Такой товар не вызывает доверия.
— А возьмите эту сцену в зале аэропорта, — продолжал Смит.
— Да, на сей раз я вынужден согласиться с императором Смитом, — сказал Чиун, именовавший любого своего работодателя «императором». — Он прав. Что за безумие заявить в общественном месте, среди такого количества людей, что я — «просто убийца»? Как ты решился на такую безответственную, бездумную выходку? Изволь ответить. Мы ждем от тебя объяснений, Римо.
Римо ничего не ответил, а жестом показал, что желает узнать, в чем состоит новое задание.
Ему был предложен рассказ о докторе Шийле Файнберг и о двух людях, растерзанных тигром.
— Нас беспокоят не два трупа, — пояснил Смит. — Не в них дело.
— Как всегда, — с горечью отозвался Римо.
— Тут беда похлеще: люди, весь род человеческий в его теперешнем виде стоит перед угрозой истребления.
Смит затих: подоспели спагетти с фрикадельками. Когда официант удалился, Смит продолжал:
— В человеческом организме имеется защитный механизм, сопротивляющийся болезням. Наши лучшие умы полагают, что вещество, преобразившее доктора Файнберг, нейтрализовало эти механизмы. Короче говоря, речь идет о препарате страшнее атомной бомбы.
Смит разгладил складки на одежде. Римо оглядел настенную живопись: художник явно отдавал предпочтение зеленой краске.
— Мы считаем, что полиции с этим делом не разобраться. Вам предстоит... изолировать эту Файнберг и ее случайное открытие. Иначе на человечестве можно поставить крест.
— Он и так становится все заметнее с тех пор, как мы слезли с деревьев, — сказал Римо.
— Сейчас дело обстоит гораздо серьезнее. Гены животного не должны были на нее повлиять. А они повлияли. Пошел процесс разблокирования, из-за которого перемешались разные гены. Если такое осуществимо, то трудно даже себе представить, что может случиться дальше. Нам грозит заболевание, против которого у человека нет иммунитета. Или появление новой расы, значительно превосходящей людей своей силой. Я говорю серьезно, Римо. Это чревато большей угрозой для человечества, чем все остальное, с чем оно когда-либо сталкивалось как вид.
— Представляете, они кладут в томатный соус сахар, — сказал Римо, указывая на белые слои, выползающие из-под красного месива.
— Возможно, вы меня не расслышали, поэтому повторяю: вам обоим следует знать, что эта дрянь угрожает всему миру. Включая Синанджу, — сказал Смит.
— Прошу прощения, я действительно не расслышал, — сказал Чиун. — Не повторите ли последние слова, досточтимый император?
Глава 3
Капитану Биллу Меджорсу приходилось слышать немало предложений, но никогда еще — настолько откровенных, да еще от непрофессионалки.
— Слушай, детка, — сказал он ей, — я за это не плачу.
— Бесплатно, — ответила женщина.
Она была худа, на вид около сорока лет, между шеей и пупком у нее не наблюдалось характерных выпуклостей. Зато у нее были большие карие глаза кошачьего разреза, и она, судя по всему, помирала от нетерпения. Какого черта, раз его жена все равно уехала в Северную Каролину? К тому же Билл Меджорс был одной из главных шишек в специальном подразделении и, имея богатый опыт рукопашных схваток, не боялся никого и ничего. Он просто окажет этой дамочке услугу: судя по всему, ей очень нужен мужчина.
— Ладно, детка, — шепнул он ей на ухо, — если хочешь, можешь меня съесть. У тебя или у меня?
Она назвалась Шийлой. Повадки у нее были вороватые: она то и дело озиралась через плечо, прятала лицо от проходящих мимо полицейских; в отеле «Копли-Плаза» она дала капитану денег, чтобы он расплатился за номер: она не хотела, чтобы портье запомнил ее.
Окно номера выходило на Копли-сквер. Справа высилась церковь Троицы.
Капитан Меджорс задернул шторы, разделся и уперся руками в голые бока.
— О'кей, так ты хотела меня съесть? Давай!
Шийла Файнберг улыбнулась.
Капитан Билл Меджорс тоже улыбнулся.
Его улыбка была сексуальной, ее — нет.
Шийла Файнберг не стала раздеваться. Она поцеловала волосатую грудь Меджорса и провела по ней
