Римо понравилось его объяснение, но мужчина казался озадаченным, и Римо догадался: никогда тому не понять, что такое Синанджу.
Как объяснить людям, что с самого рождения они неправильно дышат и неправильно живут? Как объяснить, что есть другая жизнь? Как объяснить, что ты жил этой другой жизнью более десяти лет и вот теперь вдруг понял, что этого недостаточно? Правильно дышать и двигаться — это еще не все в жизни.
Когда взошло солнце, окрасив розовым светом усыпанные битым стеклом улицы, и полиция, решив, что опасность погромов миновала, вернулась к своим обычным обязанностям, Римо расстался с негром, так и не назвав своего имени.
Лишенный электричества, Нью-Йорк превратился в мертвый город. Не работали кинотеатры, а подземка — главная артерия города — с ее замершими поездами в ожидании возвращения жизни являла собой горестное зрелище окоченевшего трупа.
Солнце немилосердно палило, а на улицах по-прежнему было мало народу — казалось, все жители его покинули. Даже в Центральном парке — ни души. Римо бесцельно побродил у пруда, а когда вернулся к гостинице «Плаза», был уже полдень. Но в гостиницу он не вошел — его остановил знакомый голос.
— Где ты был? — проговорил этот высокий писклявый голос.
— Да в общем нигде, — ответил Римо.
— Ты опоздал.
— Как я мог опоздать? Я ведь не говорил, когда вернусь.
— Горе тому глупцу, что полагается на тебя, — торжественно произнес Чиун, Мастер Синанджу, презрительно пряча свои длинные ногти в складках золотистого утреннего кимоно. — Горе тому глупцу, что делится с тобой мудростью Синанджу, а в награду за этот бесценный дар получает насмешки. Спасибо. Да уж, спасибо за все!
— Я должен был побыть наедине с собой и подумать, папочка, — сказал Римо.
— Зачем затрачивать усилия и объяснять что-либо глупцу? — обиженно сказал Чиун.
У него была сухая, как пергамент, кожа желтого цвета; клочки седой бороды и белый пух на голове дрожали от негодования. Лицо было изрезано глубокими морщинами. Он поджал губы и старался не смотреть в сторону Римо. Кто-нибудь мог принять его за немощного старика, но, если бы этот кто-то попытался проверить, так ли это на самом деле, он вряд ли смог бы проверить еще что-нибудь на этом свете.
— Ладно, если тебя мои объяснения не интересуют...
— Интересуют. Меня также интересует, как это некоторые глупцы тратят жизнь на неблагодарных, которые им не рассказывают, ни куда они ходят, ни что делают, ни зачем делают. И еще меня интересует, как это почтенный, дисциплинированный, мудрый и добрый руководитель своей общины растрачивает перлы мудрости Синанджу на пустого человека, которого носит по городу как сухой лист.
— Ладно, слушай. Вчера вечером я ушел из отеля, потому что хотел подумать...
— Замолчи! У нас мало времени. Мы должны лететь в Вашингтон. У нас нет больше никаких обязательств, и мы можем работать на настоящего императора. Ты ничего об этом не знаешь. Но это лучше, чем работать на Смита, которого я никогда не понимал. Безумный хозяин — несчастье для ассасина. У нас эти «несчастья» кончились, Римо. Теперь все будет по-другому.
Чиун небрежно махнул рукой ожидающим его знака коридорным. Четырнадцать богато изукрашенных лакированных сундуков стояли на белых ступенях «Плазы», мешая проходу. Римо было интересно, как сумел Чиун заставить коридорных снести сюда с четырнадцатого этажа тяжелые сундуки. Но, увидев, как моргает от страха, проходя мимо Чиуна, крепкого сложения коридорный, Римо все понял. Чиун знал, как убедить людей помочь бедному старичку. Чего не сделаешь под угрозой смерти!
Чтобы отвезти в аэропорт эту гору сундуков, потребовались два такси.
— Что происходит, наконец? — спросил Римо.
Он звал, что Чиун никогда не понимал вполне, что за организацию они представляют и кто такой доктор Смит, стоящий во главе нее. Для корейца было непонятно, зачем держать на службе могущественного убийцу и делать из этого секрет. Он не раз говорил Римо, что у человека останется очень мало врагов, если те будут знать, что их ждет. Но Смит не хотел его слушать.
Более того, Смит, по мнению того же Чиуна, никогда не использовал Римо и Чиуна «эффективно». А это в понимании корейца означало поручить им убрать теперешнего президента и провозгласить себя президентом или, на худой конец, королем.
И, конечно, Смиту стоило бы официально представить нации и правительству состоящих на государственной службе ассасинов из Дома Синанджу. Чиун все продумал. Недавно он видел по телевизору церемонию торжественного введения в должность президента США. В соответствии с ней Смит, стоящий во главе КЮРЕ и обязанный взять, согласно плану Чиуна, бразды правления в свои руки, должен шествовать на церемонии на пять шагов впереди Чиуна, одетого в красное расшитое золотыми листьями кимоно. Когда Чиун поделился со Смитом своими мечтаниями, Смит отрезал:
— Никогда!
— Ладно. Пусть будет зеленое кимоно с черными лебедями.
— Никогда. Никогда.
— Золото хорошо смотрится утром. У вас торжества такого рода обычно совершаются днем, — резонно заметил Чиун.
— Я не дам убить президента. И не стремлюсь на его место. Я служу президенту и хочу во всем ему помогать, — сказал Смит.
— Мы уж не промахнемся, как ваши любители, — сказал Чиун. — Вам нечего бояться. На этой же неделе можем возвести вас на президентский трон. И плата будет не намного выше. Однако страна у вас большая, население все время бурлит и кипит, и ставку, конечно, надо бы слегка увеличить. Но это не должно вас останавливать. В вашей стране города больше некоторых стран.
— Нет и еще раз нет, — ответил Смит. — И не будем больше говорить на эту тему.
В разговор вмешался Римо.
— Вам не убедить Чиуна, что вы — не маленький князек, плетущий заговор против владетельного князя. Как может быть иначе, если на вашей стороне сам Дом Синанджу? Так же, как не убедить его, что существуют разные формы правления: демократия, коммунизм, монархия. В его представлении один человек властвует, и остальные должны стараться сместить его и воцариться сами.
Этот разговор произошел два дня назад в зале ожидания нью-йоркского аэропорта.
— А вы что скажете, Римо? — спросил Смит.
— Скажу, что на Бакью не поеду.
— А почему, собственно, могу я узнать? — поинтересовался Смит — сухопарый мужчина средних лет с тонкими губами, но годы оставили на нем глубокий след и он выглядел почти стариком.
— Не знаю, поймете ли вы, — начал Римо. — Мне все равно, что происходит в странах Карибского бассейна. Безразлично, кто кого прикончит. Одно я знаю наверняка: все, что я сделал, работая у вас, не изменило положения ни на йоту. Считалось, что наша задача — защищать американскую конституцию, оказывать ей дополнительную поддержку, пусть и не совсем конституционными средствами. И что же? Страна превратилась в выгребную яму, и вряд ли еще один труп изменит ситуацию к лучшему — так что в операции на Бакье я не участвую. Мне наплевать, кто там что делает и что у кого не получается. Мой ответ: нет.
Чиун понимающе кивнул.
— Но если вы измените свое решение и согласитесь воцариться на троне, — вновь завел он свою песню, — уверен, мы сумеем убедить Римо, что служить истинному императору — счастье.
— Я не поеду на Бакью, — повторил Римо.
— Поедет, если вы сядете на трон в Белом доме, — настаивал Чиун.
Вот так обстояли дела. Смит был рассержен. Чиун негодовал: Римо, по его словам, никогда не понимал деловые аспекты профессии ассасина и не прислушивался к советам старших.
И вот теперь по дороге в аэропорт Римо, сидя в такси, слушал рассказ Чиуна, не веря своим ушам: кореец говорил по телефону с самим президентом Соединенных Штатов, и тот пригласил его к себе для подробной беседы.
— Но это невозможно! Мы работаем на организацию, которой не существует. Ее цель — быть никому не
