— А как же он? — спросила Джози.
Когда она взглянула на Римо, в глазах ее мелькнул испуг, как будто она видела его впервые.
— Пусть остается. Сам освободится, когда перестанет паниковать. Не беспокойся за него.
Когда они подошли к двери спортзала, Джози оглянулась на Мастерса, но Римо потащил ее за собой на улицу. До ее отеля на Коплей-сквер они дошли не проронив ни слова. Римо понимал, что произошло. В эти мгновения с Чаком Мастерсом он вел себя совсем по-иному, и Джози, уловив эту перемену, смутилась и, вероятно, испугалась. Заговорить с ней Римо даже не пытался. Он не знал, как сказать ей, что только благодаря ее присутствию Мастерс остался жив, чтобы через какое-то время снова начать пакостить людям. Римо расстался с девушкой у входа в гостиницу, сказав только, что они увидятся в Москве и там продолжат тренироваться на бревне.
Когда Римо вошел в свой номер, Чиун ждал его, меряя шагами комнату.
— Где ты был? — строго спросил он.
— У меня перерыв между тренировками, — ответил Римо.
— Ну да. Вот так оно и начинается. Сегодня опоздал на пять минут, завтра на десять... А потом начнешь шататься до утра, как какой-нибудь блудливый кот, — и прощай, моя золотая медаль!
— Твоя золотая медаль?
— Да, — сказал Чиун, не реагируя на сарказм Римо. — Моя золотая медаль. Моя реклама. Моя слава. Моя обеспеченная старость.
— Отстань от меня, — сказал Римо. — Ко мне опять этот зануда привязался, тот белобрысый, с которым я бежал.
— И что ты с ним сделал?
— Да, так, побаловался с ним чуть-чуть.
— Это хорошо. Я сам вряд ли смог бы обойтись с ним столь же снисходительно. Раньше ты тоже не был таким снисходительным.
Римо понял, что Чиун видит его насквозь.
— Больше ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросил Чиун.
— Нет, папочка. Единственное, чего я хочу, это спать.
— Как хочешь. Император Смит доволен. Дела с поездкой в Москву улаживаются. Иди спать. Спортсменам, даже тем, которым посчастливилось иметь блистательного тренера, необходим отдых.
— Спокойной ночи, — сказал Римо.
Он лег спать, думая о том, что в Москве расскажет Чиуну о Джози Литтлфизер, из-за которой это задание стало для Римо таким важным и таким глубоко личным делом.
Глава седьмая
В вырытых на песчаном берегу больших ямах пылали костры. С жарящихся на вертелах свиных туш капал в ямы жир и взметывался в ночную тьму яркими языками пламени.
Барабаны и бамбуковые флейты наполняли ночной воздух сладострастными звуками, и дюжина молодых женщин в одних набедренных повязках танцевала, образовав широкий круг, в центре которого на стеганых ковриках сидели трое мужчин и одобрительно следили за танцовщицами.
Среди них особенно могучим телосложением выделялся Самми Уоненко, который вместе с двумя другими атлетами должен был представлять свое островное государство Баруба, расположенное в Тихом океане, на Олимпийских играх в Москве.
Время близилось к полуночи, и король Барубы должен был выбрать из танцующих трех лучших. И эти три женщины должны были провести ночь с тремя посланцами на Олимпиаду.
По обычаю этого островного государства все женщины, достигшие половой зрелости, независимо от того, замужем они или нет, должны были участвовать в этом танцевальном состязании, и из нескольких сотен до заключительного этапа дошли только двенадцать. Обычай этот был изобретен совсем недавно, так как Баруба впервые принимала участие в Олимпийских играх, поскольку была принята в Организацию Объединенных Наций совсем незадолго до этого.
Событие это произошло после дебатов, продолжавшиеся целую неделю. Входящие в ООН нейтральные государства потребовали, чтобы Баруба изменила свое название и стала называться Народно- демократической Республикой Баруба, с чем король согласился только после того, как его убедили, что это название не имеет ничего общего с демократией, а является лишь своего рода ярлыком, по которому коммунистические диктатуры распознают друг друга.
Следующим условием для принятия в члены ООН было требование, чтобы король Барубы сделал заявление, которое будет специально для него написано и в котором будут осуждаться Соединенные Штаты за их империалистическую, колониальную, милитаристскую политику по отношению к народу Барубы. На это король согласился мгновенно, поскольку сроду не встречал ни одного американца, и весьма смутно представлял, где Америка находится, да к тому же его предупредили, что, если он этого не сделает, то однажды ночью Соединенные Штаты могут проникнуть в его страну и похитить у него все ананасы.
Третьим условием для принятия в члены ООН было требование к делегату, чтобы тот воздержался показываться на заседаниях этой международной организации с костью в носу. Поначалу министр иностранных дел никак на это не соглашался, потому что чувствовал себя раздетым без кости в носу, и смягчился только после того, как король пообещал ему, что тот сможет надеть вместо нее ожерелье из раковин и что ожерелье это будет самым большим из всех, какие имел кто-либо в Барубе, включая самого короля.
Выдвигалось и еще одно требование, но оно было отклонено при голосовании на заседании Генеральной Ассамблеи ООН как расистское, империалистическое, просионистское и милитаристское. Это было ехидное предложение британского представителя о том, чтобы жители Барубы перестали есть друг друга.
Таким образом, в один из теплых летних дней, во вторник, Народно-демократическая Республика Баруба была принята в Организацию Объединенных Наций. В среду представитель этой страны в ООН произнес речь, написанную для него русскими, в которой осуждал Соединенные Штаты за расизм. В четверг Баруба подала петицию (написанную русскими), в которой содержалось требование к Вашингтону предоставить компенсацию Барубе за моральный ущерб, причиненный Барубе империалистической войной во Вьетнаме. А в пятницу ночью они уже проводили танцевальный конкурс, трем победительницам которого предстояло переспать с тремя посланцами на Олимпийские игры.
Трос атлетов наслаждались созерцанием танцующих, и Самми Уоненко особенно нравилась девушка по имени Лоти, которая была замужем за человеком намного старше ее и который по возрасту не смог бороться за честь поехать на Олимпийские игры. Король Барубы решил, что поедут только самые лучшие атлеты. Он установил и предельный возраст для кандидатов — двадцать один год, когда, по его мнению, человек находится в самом расцвете. Самому королю было именно столько.
В течение последних шести месяцев, где бы ни пересекались их пути на этом маленьком острове, Лони бросала на Самми страстные взгляды. Ей было семнадцать, она была в самом соку, однако Самми сторонился ее, поскольку с почтением относился к ее положению замужней женщины. Но теперь он знал, что, выиграв состязание в танцах, она будет принадлежать ему.
И через час король предоставил ее Самми на эту ночь. Скромно потупив глаза, она уже готова была уйти с молодым атлетом, как вдруг позади окружавшей их толпы раздался крик:
— Нет!
Сотни голов разом повернулись, и улыбки на лицах мгновенно застыли. Из темноты, с той стороны, где костры уже догорали, вышел верзила с могучими покатыми плечами, руками, покрытыми буграми мускулов, на коротких, мощных, как у быка, ногах.
— Это Поло, — прошептал кто-то.
— Муж Лони, — сказал другой. — Быть беде.
Поло грубо протолкался сквозь толпу к королевскому трону. Ему было двадцать семь лет.
— Я этого не позволю! — прогремел он. — Если этот щенок Уоненко хочет спать с моей Лони, ему придется меня одолеть. Я вам покажу, что он вовсе не самый сильный атлет в Барубе. Этот титул принадлежит мне. — Повернувшись к Самми, он посмотрел на него; от наряженного в перья короля их отделяло несколько шагов. Лони попятилась. Поло, глядя на Самми, усмехнулся: — Пусть этот молокосос меня одолеет. Тогда можете называть его самым сильным.
