— Вы лучше делайте, как он говорит. — Маленькая собеседница безоговорочно его поддержала. — Он, конечно, иногда может переборщить, но вообще он довольно симпатичный, вы не находите?
— Я не симпатичный. — Римо нахмурился. — Я опасный убийца. И убил уже очень много людей.
— В таком случае, должно быть, эти люди были не очень хорошие, но тем не менее прошу вас, идите только по обочине и не садитесь в случайные автомобили. Всего вам доброго, сэр!
Римо угрожающе посмотрел на замерших на обочине полицейских. Он слышал, как один из них сказал в рацию:
— Объект определил себя как опасного убийцу.
Сорвав в малиннике две ягоды, Римо бросил одну из них в полицейских, другую кинул девочке и зашагал по дороге вдоль каменных верстовых столбов.
Он чувствовал, что древняя мостовая лежит под его ногами глубоко в земле. Так было всегда — поверх старых дорог строили новые, а потом и их заново заливали асфальтом. Или забывали о них, и они зарастали травой. То же происходило и с городами: строили новый город на развалинах старого.
Дойдя до нужного, по его расчетам, камня, Римо остановился и огляделся вокруг. Справа простиралось ржаное поле. Слева блеяли овечьи стада. Дорогу окружали руины каменных стен, и где-то неподалеку курился дым над крышей крестьянского дома.
Никаких развалин дворца видно не было. Ни следа — ни камешка, ни колонны. Попросту совсем ничего. Юг Англии.
— Он остановился именно там, где они оставили после похищения автомобиль премьера, — сопровождал Римо неугомонный голос по рации. — Осматривается. — Говоривший явно рассчитывал, что Римо его не слышит. — Теперь повернулся, смотрит назад... приложил к губам палец. Господи Иисусе... этот парень явно слышит меня, хотя я от него в полумиле, не меньше!
Если Римо не мог создать вокруг себя тишину, то, по крайней мере, он способен был сам стать ею. Где- то вдалеке взревел автомобильный мотор, над полем пронесся порыв ветра, зашелестела рожь, крикнула птица в небесах. Римо растворился в звуках и запахах, слушая, вбирая в себя аромат земли, кислый запах влаги, вонь бензина, и вскоре ничто: ни единое движение, ни один звук — не выдавали его присутствия. Он слился со звуками, шорохами, ароматом полей, стал частью этого огромного и странного мира.
Подошвы его ног чувствовали жесткий щебень дорожного покрытия, а глубоко под землей — гладкий и твердый камень. А неподалеку виднелся покрытый травою холмик.
Римо вспомнил, как однажды в Иудее Чиун показал ему очень древнее здание. И объяснил, что в старину дома строили на отшибе, как этот, а когда они становились не нужны, их бросали. Брошенное здание постепенно зарастало травой, ветер приносил к стенам семена и землю. И если оно стояло вот так, заброшенным, несколько веков, мертвая трава, земля и ветер сооружали холм вокруг здания. Археологи только недавно начали раскапывать эти холмы, под многими из которых скрывались древние дворцы, города.
Римо направился вдоль каменной стены по краю золотого ржаного поля к зеленому холмику. Он уже знал, что внутри скрывается каменное здание. Обойдя холм его по периметру, он увидел в одном месте на земле свежие слезы. Обычно когда снимают дерн, так или иначе повреждают траву, но здесь в земле была прорезана едва заметная щель чем-то узким и острым, наподобие лезвия. Щель образовывала прямоугольник размером со средний гроб Дерн снят совсем недавно — трава только-только расправилась.
Сунув в щель кисти обеих рук, Римо поднял ровный пласт дерна. Он слышал, как констебль по рации докладывал начальнику, что странный пришелец явно что-то нашел. Внизу была черная земля, в тонких обрывках корней, примятая. Кто-то рыл здесь совсем недавно — и пройти по его следу не составляло большого труда. Римо понадобилось всего несколько минут, чтобы дорыть до каменной кладки внешней стены некогда великолепного дворца Максимуса Граника, оставившего сей бренный мир по воле Дома Синанджу.
Хейзл Терстон устала угрожать своим похитителям — мол, это никак не сойдет им с рук. Кроме того, она и сама больше в это не верила.
По всему было видно, что выигрыш на их стороне Похитив ее в центре самого британского из всех округа Эйвон, близ курортного городка Бат, они сделали это так, что комар не подточил носа. Им даже не понадобилось вывозить ее из страны — она была надежно упрятана в этой странной комнате под землей.
В заключении они провели уже три дня. Их поили тухлой водой, кормили жестким хлебом. Воздух в помещении становился все более спертым.
— Как вы думаете, мы можем здесь задохнуться? — спросила она советника.
— Помещение, видно, немаленькое, раз мы живы до сих пор.
— Похоже, мы проиграли, а?
— Боюсь, что вы правы.
— А вы говорили, что можно нейтрализовать охрану.
— Можно, разумеется. А потом? Куда бежать? Где мы — и то не знаем.
— А если прорыть подкоп?
— Откуда нам знать, сколько земли они навалили сверху?
— Я ведь треп-то ваш слышу, — заметил охранник, поудобнее устраивая на коленях ручной пулемет.
— Тогда должны уж понять, что ничего от меня не добьетесь.
— Мне от тебя, Хейзл Терстон, ничего не надо, — ответил охранник. — Ты старая грязная британская сука — так вот и знай.
— В поражении или в победе — вы во всех случаях так же гнусны, как и в тот день, когда ваши матери ощенились вами, — заметила премьер-министр Великобритании.
Советник бросил на нее предупреждающий взгляд.
— А чего вы боитесь? Что мы вдруг ему не понравимся? — кивнула Хейзл Терстон на часового.
— Если ты мне не понравишься, сучья дочь, я вышибу тебе зенки!
— Уверена, что такие, как он, и составят то самое правительство, которое эти ослы хотят привести к власти. А сами потом удивляются, почему, мол, новое правительство вместо хлеба с маслом натравливает на них полицию. Сами хотели того, засранцы.
Грудь храброй женщины тяжело вздымалась. В комнате становилось трудно дышать. Из кармана у охранника торчала пластиковая трубка, к которой он каждые десять минут прикладывался. Ясно — кислород.
— Если мне суждено здесь сдохнуть, — Хейзл Терстон повернулась к охраннику, — хочу кое-что сказать вам. Пригласите сюда своего главаря, мне нужно побеседовать с ним напоследок.
— Можешь сказать это все и мне.
— Тебе я бы и свои грязные трусы стирать не позволила. Зови, остолоп!
В кармане у мистера Эрисона, появившегося через две минуты после того, как охранник отправился за ним, трубки с кислородом не было. Казалось, он вообще не нуждался в воздухе и был свеж, как сорванный с грядки огурец.
— Вы хотели видеть меня? Произнести, так сказать, последнее слово?
— Именно. Видно, умереть мне придется все-таки здесь, и притом очень скоро. Так вот, я желаю, чтобы вы знали, о чем я в последнюю минуту думала.
— Обожаю последние слова, — заметил мистер Эрисон. — Люблю, когда их выбивают на памятниках, вышивают на знаменах, а уж статуя с героическим последним словом на пьедестале способна заставить меня всхлипнуть от умиления.
— Боже, храни Англию, народ английский и королеву, — медленно произнесла Хейзл Терстон — и тьма, подступившая к глазам, обрушилась на нее.
Открыв глаза, она обнаружила, что обрушилась не тьма. С грохотом, напоминавшим пушечный выстрел, осыпалась одна из стен комнаты, и в пролом вместе с потоком свежего воздуха влетела солидных размеров каменная глыба.
А потом в проломе стены возник человек — высокий, худой, с широкими запястьями. Габаритов он был явно меньших, чем охранник с ручным пулеметом, уже вскочивший к тому времени на ноги и готовый к
