— Мы никогда не найдём наши сокровища, если ты будешь всё время отвлекаться и мы не выполним это задание.
— Я должен обдумать, что я смогу для этого сделать, — сказал Чиун.
— Хорошо. Дай мне знать, чем я могу помочь.
— Ты никогда не помогаешь.
— Что это ты говоришь?
— Я напоминаю тебе, — сказал Чиун, удовлетворённо кивая.
Вход в Национальный парк был перекрыт военной полицией. Никого не пропускали. Гражданские должны были останавливаться на дороге.
— Все гражданские лица должны быть эвакуированы на безопасное расстояние, сэр, — сказал полицейский. Его белый шлем сверкал на солнце, его сабля блестела в ножнах, его ботинки были безупречны.
— Благодарю вас, — сказал Ремо, проскальзывая мимо полицейского. Он был одет в обычную тёмную рубашку и серые слаксы. Чиун был в своём дорожном сером кимоно, отказавшись сменить его на чёрное кимоно с красным поясом — символом Мастера синанджу. В нём можно было только выполнять работу. Он не думал, что армейских можно было рассматривать в качестве объекта работы.
Полицейский снова заговорил:
— Гражданские не должны находиться в опасной зоне.
Ремо ухватился за его медную форменную пуговицу двумя пальцами и потащил к стоящему рядом «джипу». Другой полицейский бросился к нему на помощь, на ходу вытаскивая саблю. Чиун встал у него на дороге и, протянув руку, нажал на нервные окончания на шее, убеждая при этом, что пропустить их обоих в зону боевых действий будет в его же интересах.
Так они прошли мили и мили пушек, танков, самоходок, причём Чиун постоянно ворчал.
— Когда я думаю о биллионах, которые твоя страна потратила на армию (ведь каждый танк стоит много миллионов, каждое орудие стоит не менее пяти тысяч долларов), я ужасаюсь при мысли, что у синанджу было взято четыре сотни биллионов долларов.
— И куда они делись? Лежат здесь?
— Сокровища — живая вещь. Они могут перемещаться в пространстве.
— Они здесь? — спросил Ремо, но Чиун проигнорировал ответ как глупый и оскорбительный. Конечно, он мог сказать, что планировал направить сокровища на строительство большого здания, символизирующего величие синанджу как освободителей мира. Но Ремо знал, что каждый Мастер за последние двадцать пять столетий планировал сделать это и ни одному это не удалось. Так что Чиун не желал спорить с Ремо на эту тему, он выбрал молчание.
Когда они пересекали периметр армейского лагеря, он продолжал тяжело вздыхать.
Утренняя атака была отменена, и некоторые из молодых добровольцев сокрушались, что у них, возможно, никогда больше не будет шанса доказать свою доблесть в сражении.
— Армейские, — фыркнул Чиун. — Солдаты.
— Я был моряком, — заметил Ремо.
— И именно поэтому мне пришлось потратить так много времени, чтобы избавить тебя от дурных привычек. Ты считаешь, что стойко переносить страдания — это добродетель, но при этом ты глупо игнорируешь мудрость, которую сообщает тебе твоё тело.
Несколько солдат, вооружённых автоматами М-16, в покрытой пылью форме цвета хаки, в чёрных очках, защищавших их глаза от слепящего солнца, заслонили им дорогу.
— Дальше — вражеские войска, — сказал веснушчатый парень со штык-ножом, заткнутым за пояс.
— Я с ним, — сказал Ремо.
— Он индеец? — поинтересовался молодой солдат.
Ремо видел, что Чиун собирается разъяснить молодому человеку разницу между одними людьми и другими, между африканцами, индейцами и белыми. Чиун мог бесконечно долго распространяться по этому поводу.
— У нас нет времени, Маленький Отец, — сказал он.
Вместо ответа Чиун взял на заметку очередную неблагодарность и отправился вслед за Ремо в маленькую долину. Впереди они чувствовали реку. Это был путь, проложенный в земле водой.
Некоторые люди пользовались специальным прутом, чтобы отыскать воду. Но Ремо и Чиун были точно уверены, что здесь есть вода, и они были так же уверены, что здесь располагается большой лагерь.
Молодой человек, черноволосый и широкоскулый, вооружённый винтовкой с большим стволом, суетился у лисьей норы, но при внезапном появлении Ремо и Чиуна он поднялся.
— Белые люди, ваше время пришло, — сказал он, и Ремо просто пошёл за ним, подталкивая в спину. Никто не сказал больше ни слова.
Оба они знали, что они обнаружили, и оба знали, что нашли штаб-квартиру. Всегда всё было одно и то же. Штаб-квартира могла быть расположена в различных местах на различных полях боя, но она всегда находилась под соответствующей охраной. Она всегда отличалась тем, что подчинённые бегали взад и вперёд, и чем ниже чин этих подчинённых, тем больше суматоха.
Все армии были похожи.
Это была мудрость уроков синанджу. Различия могли зависеть только от фантазии сторон.
Когда Ремо впервые узнал это, он был разгневан. В молодости он был во Вьетнаме, во флоте, и ненавидел вьетконговцев.
— Если мы все похожи, как одна из сторон может одержать победу, а другая — проиграть?
— Потому что кто-то лучше обучен и вооружён. Но они все тренируются и доводят свои действия до автоматизма. Не думая. Не чувствуя. Армия, Ремо, это толпа, которой легко управлять.
— Толпой нельзя управлять.
— Для этого существуют свои способы. Нагнетание истерии — один из них. Толпой нельзя управлять, но это можно сделать с её сознанием.
— Тогда зачем мне обучаться этому? Я даже не могу воспользоваться этим. Я изучаю способы борьбы преступников, а не солдат.
— А я обучаю тебя синанджу. Оставь свои глупые суждения о том, кто преступник, а кто нет. Я тебя учу реальности. Ты должен изучить армию, потому что это входит в обучение синанджу.
Так Ремо получил знания об армии, династиях и даже о том, как приближаться к фараону, хотя вокруг него не было ни одного фараона уже почти три тысячи лет и не было надежды, что они появятся снова. Он изучил синанджу, но кое-что он изучил гораздо лучше.
Так он быстро забыл скучные легенды Мастера.
Чиун никогда не прекращал утомительные разговоры о том, что если он не выучит истории синанджу, то не станет настоящим синанджу. И что он должен относиться к историям с таким же почтением, как и к другим искусствам синанджу. Но все эти увещевания прошли мимо Ремо и улетучились из его сознания, как только он сдал последний экзамен и стал Мастером синанджу.
Для Чиуна это означало, что он не долго сможет угрожать Ремо, говоря, что, если тот не сделает то- то и то-то, он не станет настоящим Мастером.
Потому что сейчас он — Мастер. И этим жарким летним днём Ремо и Чиун, два Мастера синанджу, шли по прерии к индейскому лагерю, готовые остановить вторую битву между армией Соединённых Штатов и американскими индейцами.
И никто не обратил внимания на то, что два человека, пройдя долгое время под палящим солнцем, ни капли не вспотели и не замечали пыль, поднимающуюся под ногами. И никто не обратил внимания на то, что они не замечали окружающих парней с оружием.
Они не обращали внимания на это до тех пор, пока это не стало невозможно не заметить. Взвод автоматчиков из восточного племени навсегда лёг в землю, принадлежащую сиу. Пушкари из резервации Миннесоты покрыли своими телами пушки, которыми научились пользоваться только этим утром.
Двигаясь мимо позиций, организованных военным гением Маленького Лося, Ремо и Чиун достигли длинной платформы с большим количеством антенн, выставленных наружу. Рядом над картой сидели на корточках несколько человек. Только один из них был без формы. Он носил костюм, галстук, и рядом с ним
