сегодняшний день доктор Смит провел, действительно занимаясь делами санатория, которые обычно он препоручал секретарше.
Поэтому он никак не ожидал, что именно сегодня позвонит сам президент Соединенных Штатов. И уж тем более — по такому поводу.
Смит не сразу снял трубку. Он выдержал паузу не в припадке собственной значимости, а лишь затем, чтобы подчеркнуть истинный характер неписаного устава КЮРЕ. Тот президент, который основал эту организацию, отдавал себе отчет в опасности раздувания ее широчайших полномочий. Не со стороны Смита, нет — его патриотические чувства и, что еще важнее, отсутствие достаточного воображения для захвата власти никогда не вызывали сомнений, — а со стороны какого-нибудь будущего президента. Вот почему доктор Харолд У. Смит работал совершенно автономно. Президент не имел права своим приказом запустить КЮРЕ в действие. Его роль сводилась к трем функциям: получение информации о происходящих событиях, внесение предложений о заданиях особой важности и, наконец, — здесь система сдержек и противовесов оборачивалась своей противоположностью — он мог дать приказ о роспуске КЮРЕ.
На пятом звонке доктор Смит поднял трубку. Он был уверен, что президент звонит, чтобы реализовать первую или вторую свою функцию.
— Слушаю, господин президент, — суховато сказал он. Смит избегал теплоты в отношениях с любым из президентов, под чьим началом ему приходилось служить. По той же причине он никогда не ходил голосовать.
— Мне очень жаль, доктор Смит, но я вынужден это сделать, — произнес знакомый голос, хотя обычные говорливые нотки звучали сегодня несколько глуше.
— Да, господин президент?
— Я звоню, чтобы довести до вашего сведения распоряжение о роспуске организации. Оно подлежит немедленному исполнению.
— Господин президент, — ответил Смит, не умея скрыть своего удивления, — я понимаю, что Америка сейчас как никогда близка к тому состоянию, в котором нужда в нашей организации отпадет, но не кажется ли вам, что это несколько преждевременно?
— У меня нет другого выхода.
— Не понял.
— Мы оказались скомпрометированы. О нас стало известно Советам.
— Могу вас заверить, что с нашей стороны утечки информации не было, — твердо заявил Смит. Это было так на него похоже — в первую очередь подумать о своей репутации, а потом уже о других последствиях президентского приказа.
— Я знаю. Я только что провел встречу с Генеральным секретарем ЦК КПСС. Этот мерзавец преподнес мне видеокассету с записью ваших людей.
Они позировали перед камерой.
— Римо и Чиун? Но они находятся в Синанджу.
— Если верить расшифровке записи, — а проверить ее достоверность я не могу по понятным причинам, — Римо переметнулся.
— К русским? Невероятно!
— Нет, не к русским. К корейцам. Он согласился работать на селение своего наставника. Это все есть на кассете.
— Понимаю, — сказал Смит, хотя на самом деле ничего не понимал.
Ведь Римо американец! Неужели Чиуну удалось настолько глубоко вдолбить ему идеи Синанджу, что тот перестал быть самим собой?
— Советы требуют их обоих. Такую цену они назначили за молчание.
— Мы не можем выполнить это требование.
— Мы не можем его не выполнить! При всей опасности, которую эти двое могут представлять, находясь в чужих руках, мы не можем публично признать, что наш общественный строй не работает. Ведь именно этим было вызвано появление вашей организации, не так ли?
— Римо ни за что не согласится работать на Советы. Он патриот. Отчасти именно поэтому он и был выбран для данной работы.
— Это уже проблема русских. Они намерены говорить с Чиуном лично. Римо они хотели бы видеть мертвецом. А КЮРЕ придется распустить.
— Есть кое-какие проблемы, — замялся Смит.
— Лучше бы их не было, — убежденно сказал президент. — Считайте, что это приказ.
— Мастер Синанджу нездоров. Вот почему он отправился в Синанджу. По мнению Римо, он умирает.
— Это тоже пусть заботит Советы. Может, мы еще и выкрутимся.
— Не все, господин президент, — уточнил Смит.
— А, да. Простите, Смит. Не я создал эту ситуацию.
— Я немедленно выезжаю в Синанджу и разрываю наш контракт с Чиуном.
— Я сообщу русским, что они могут высадиться в Синанджу завтра вечером. Остальное пусть решают сами.
— Прощайте, господин президент.
— Прощайте, Смит. Мне жаль, что это случится во время моего пребывания в Белом доме. Наш народ никогда не узнает вашего имени, но я до конца дней не забуду, как много вы сделали для Америки.
— Благодарю вас, господин президент, — сказал доктор Харолд У. Смит и в последний раз повесил трубку телефона, соединяющего его с Вашингтоном.
Он перевернул аппарат и монеткой отвернул пластинку на донышке, скрывавшую крошечный переключатель. Смит нажал кнопку, и телефон замолчал. Связи с Вашингтоном больше не было, и ни малейшего намека на то, что она когда-то существовала. Обычный телефон без диска.
Смит отпер шкаф, достал секретный чемоданчик и вышел в приемную.
— Я сегодня ухожу раньше обычного, миссис Микулка, — сказал он.
— Да, доктор Смит. Приятного отдыха.
Смит помедлил.
— Доктор Смит?
Смит прокашлялся.
— Пожалуйста, уберите в папку финансовые документы — они лежат у меня на столе, — быстро сказал он и поспешно шагнул в коридор.
Он не умел прощаться.
Смит ехал домой, а на сиденье рядом с ним лежал открытый секретный чемоданчик. В нем находился мини-компьютер, радиотелефон, а также модем, с помощью которого можно было выйти на вычислительный центр «Фолкрофта». С помощью компьютера Смит сейчас отдавал указания, которые позволят ему немедленно выехать в Синанджу. Интересно будет взглянуть на это местечко своими глазами.
Рассказов-то о нем он слышал немало.
Проезжая по шоссе, Смит обратил внимание на красоту осеннего леса.
Алые тополя, желтые дубы, рыжие клены — они были прекрасны. Странно, что раньше он этого не замечал. На какое-то мгновение он пожалел, что видит их в последний раз.
— Харолд? — Миссис Смит была удивлена, застав мужа в спальне за сбором чемодана. — Я не знала, что ты уже дома.
Сердце Смита пронзила боль. Он проскользнул потихоньку, рассчитывая не встретить жену. Он не хотел с ней прощаться — боялся, что это поколеблет его решимость.
— Дорогая, я очень спешу. Опаздываю на встречу.
Несмотря на то, что муж был в своем всегдашнем сером пиджаке. Мод Смит заметила выпирающую под мышкой кобуру. И озабоченно-натянутое выражение его лица было ей хорошо знакомо. Правда, в последнее время это случалось редко.
— Харолд, не хитри.
— Что, дорогая?
— Пистолет. И весь твой вид. Все опять, как раньше, до «Фолкрофта».
