главной роли, то ты уже опоздал. Уже вовсю идет третья часть.
– Что она там бубнит? – справился Римо у учителя.
– Да... никто понять не может, – махнул рукой тот – Но мы должны как можно скорее вывезти тебя из Тибета.
– Меня?! Но я приехал черт знает откуда, чтобы вывезти из Тибета вас!
– Я никуда не поеду, – запротестовала Скуирелли. – Я бунджи-лама, а здесь, в Тибете, слово бунджи- ламы – закон. У меня есть план. Сперва мы...
И Римо, и Чиун одновременно протянули пальцы к затылку Скуирелли, заглушив ее дальнейшие протесты, сели каждый в свою машину и с ревом помчались в Гонггарский аэропорт.
В пути Чиун пересел в грузовик Римо. Машину вел Уильямс, а Бумба Фун прикорнул в водительской койке.
За спиной у них, в Лхасе, беспрестанно гремели оглушительные взрывы.
– Я просил этих кхампов, чтобы они не особенно расходились, – стал оправдываться Римо. – Но стоило им ворваться в город, как они тут же накинулись на китайцев.
– Давно ли ты заделался кхампой? – полюбопытствовал Чиун.
– Я почетный кхампа, – нагнувшись, шепнул Уильямс. – Они принимают меня за Гонпо Джигме.
– А кем ты себя считаешь?
Римо выбросил из окна свой песцовый тюрбан и почесал затылок.
– Грязнулей, которому необходимо срочно принять ванну, – ответил он. И поглядев на лысую, в черных полосах голову мастера Синанджу, добавил: – Что с твоей головой? Такое впечатление, будто ты играл в пустой бочке из-под угля.
– Я изменил свой облик.
– Изменил облик?!
– Ты ведь тоже преобразился. Разве я не вправе сделать то же самое?
– Само собой. Только то, чем ты покрыл голову, слезает, – кивнул Римо.
Оглядев себя в боковое зеркало, Чиун вытащил из одного рукава кимоно баночку с аэрозолем и покрыл свою облинявшую голову липким черным порошком.
Римо бросил взгляд на этикетку. «Заменитель волос», успел прочитать он, прежде чем Чиун убрал баночку.
Уильямс закатил глаза. Скорее бы, скорее распроститься с этим Тибетом навсегда.
В Гонггарском аэропорту их уже ожидал приветственный комитет. В основном гражданские лица, несколько присутствующих здесь солдат тотчас отошли в сторону.
Вдоль дороги стояли простые тибетцы, они же образовали полукруг и возле взлетной полосы. Лихорадочно вращались простые и богато отделанные молитвенные колеса. Когда бунджи-лама со свитой подъехала к турбовинтовому самолету, все взгляды устремились в их сторону.
– Что-то не нравится мне это сборище, – буркнул Римо, внимательно оглядывая толпу.
– Думаю, они не станут вмешиваться, – ответил Чиун, вылезая из грузовика, но в глазах его застыла тревога.
– Что за чушь вы несете? – возмутилась Скуирелли. – Это обожающая меня публика. – И она стала посылать во все стороны воздушные поцелуи. – Смотрите, это я – ваша бунджи-лама!
Лица тибетцев оставались совершенно бесстрастными.
– Что с вами? Меня не было здесь шестьдесят лет Вам бы радоваться да радоваться!
Из толпы выступил вперед пожилой китаец в военной форме.
– Я тот, кто обещал вам безопасный выезд из страны, – объявил он.
– И вы дорого заплатите, если не сдержите своего слова, – предостерег его Чиун на своем собственном языке.
– Как министр государственной безопасности Китая, я собрал на ваши проводы здешних людей.
– Ну что ж, приглашаем всех посмотреть на это грустное зрелище, – тихо произнес мастер Синанджу.
– Главное, чтобы тибетцы видели, что клика бунджи-ламы не заботится о них и стремится вернуться в комфортную западную жизнь.
– Мы улетаем по собственному желанию, – решительно заявил кореец.
– Но тибетский народ не останется без духовного руководства, – гладко продолжил министр, обращаясь к собравшимся. – В страну прибыл человек, который только один и сможет указать верный путь в эти смутные времена.
При этих словах министр указал на восток.
– В Тибет возвратился таши! – громко оповестил он.
– Таши! – прошипел Лобсанг.
– Таши... таши, – подхватили тибетцы, повторяя этот титул снова и снова, с каждым разом все громче и все более певучими голосами.
