— Вряд ли я справился бы, если б не сестра Мария Тереза.
Чиун с удивлением покосился на ученика.
— О чем ты?
— Я услышал ее голос. Вспомнил, как она рассказывала мне о Тезее. Он отыскал выход с помощью нити.
— Если бы ты начал искать нить, то наверняка бы погиб.
— Не о том речь! Мария Тереза говорила, что Тезей использовал нить, чтобы найти выход из лабиринта Минотавра, а не из пещеры. И нить привела туда, откуда он начал свой путь. Значит, выход служил еще и входом.
— Но это же очевидно, — ледяным тоном заметил кореец.
— И все-таки я тогда еще не был уверен. И окончательно убедился в своей правоте, лишь когда вспомнил, как ты указывал на юг. Но ты ничего не уточнял. Ты просто махнул рукой. Таким образом, уличить тебя во лжи вроде бы нельзя.
Учитель промолчал.
— Кроме того, я знал, что ты никогда не солжешь, ведь на карту поставлена моя жизнь! — продолжал Римо.
Мастер Синанджу молча пошел на нос судна и застыл там как деревянное изваяние, вглядываясь вдаль. Афины и ярко освещенный Акрополь, сияющий, словно маяк в ночи, приближались.
Поворочавшись еще немного на жестких сетях, Римо Уильямс уснул глубоким сном.
Перед ним стоял маленький человечек с довольно приятным азиатским лицом, в одежде, которую обычно носят корейцы-горожане. Вокруг простирались пологие холмы, сплошь покрытые розовыми цветами. На западе их называют розой Шарон, у корейцев же — муганг-хва.
Человечек вежливо, согласно древним корейским традициям, поприветствовал Римо:
— Пам гоу-ссоу-йо?
— Да, я уже ел рис сегодня, — ответил по-корейски Римо.
— Хорошо, — отозвался незнакомец. На лице его появилась улыбка. Веселая и очень заразительная, несмотря на то что во рту мужчины не хватало передних зубов. И Римо, не удержавшись, улыбнулся в ответ.
А затем вдруг этот маленький азиат сделал резкий выпад и попытался ударить Римо головой. Тот избежал удара только потому, что благодаря длительным тренировкам реагировал мгновенно.
— Эй! В чем дело?
— Я второй.
— Второй кто?
Маленький человечек вежливо поклонился.
— Мое имя Ким.
— Эка невидаль! Так зовут каждого третьего корейца.
У вас поразительная реакция, — заметил азиат.
— Благодарю. Но зачем вы только что пытались убить меня?
— Хотел убедиться, правда ли то, что о вас говорят.
— А что говорят?
— Что какой-то большеносый и круглоглазый белый стал настоящим мастером Синанджу.
— Ну а вам-то что? — удивился Римо.
— Но ведь затронута честь семьи!
— О какой семье вы толкуете?
— О вашей семье, о вашей. — С этими словами кореец отвесил ему еще один поклон. Такой низкий, что исчез с глаз долой, точно сквозь землю провалился, издав при этом хлопок — типа того, что издает вылетевшая из бутылки пробка.
Когда Римо проснулся, Чиун все еще стоял на носу и смотрел на залитые огнями Афины.
— Как звали второго мастера Синанджу? — спросил его Римо.
— Я же тебе говорил, — холодно отозвался учитель. — Сам знаешь.
— Ким?
— Мастеров с таким именем Ким — пруд пруди. Самое распространенное у меня на родине имя. В переводе оно означает «металл». Ну, как у вас Смит[14], к примеру.
— Не увиливай от ответа, папочка.
— Были Ким-младший, Ким-старший, Ким-маленький, Ким-большой и еще несколько менее выдающихся Кимов. Но второго мастера Синанджу действительно звали Ким. Ким-маленький.
— Он мне только что приснился.
Чиун довольно долго молчал. Затем вдруг резко повернулся и отстраненно произнес:
— Мы уже причаливаем, а потому у меня нет времени выслушивать разные небылицы про твои пустяковые сны!
Ученик, обидевшись, так и застыл на палубе.
Обида не прошла и тогда, когда они с Чиуном поднялись на Акрополь и скользнули взглядами по белым скалам подножия.
Кореец затем стал расхаживать среди руин, пока наконец не нашел нужное место.
— Копай вот здесь!
Римо взглянул на каменистую почву.
— Откуда ты знаешь, что копать надо именно здесь?
— Копай! — строго повторил мастер Синанджу.
Пришлось подчиниться. На этот раз Римо использовал большой палец ноги и не опустился на колени до тех пор, пока в земле не блеснул металл.
— Ну вот, нашел вторую монету! — объявил он.
— Драхму.
Римо тщательно очистил ее от грязи.
На аверсе красовался профиль мужчины в шлеме с маленькими крылышками.
— Надо же! Прямо двадцатицентовик с изображением головы Меркурия. Еще в детстве видел такие.
Чиун приподнял бровь.
— Ты узнал Меркурия?
— Конечно. Он был греческим богом... Или нет, погоди... римским?
— Римляне позаимствовали богов у греков.
— Да, точно. А откуда греки взяли своих?
— Да отовсюду понемногу, с мира по нитке. В основном у египтян и корейцев.
— Что-то не припомню никаких корейских богов. За исключением разве что того медведя, который был первым человеком.
— Ты, как всегда, все перепутал. На этой монете высечен Гермес. Римляне называли его Меркурием.
— Ага, теперь вспомнил! Зевс был Юпитером, Арес — Марсом, Геркулес был... как его там?
— Бездельником и пьяницей.
— Да нет, я не о том. Как его звали греки?
— Геракл.
— Дурацкое имя, — заметил Римо. — Лично я предпочитаю называть его Геркулесом.
— Во всем виноваты девственницы-весталки, воспитывавшие тебя. Забили тебе голову всякой ерундой! Ты и ни одной корейской сказки не знал бы, если бы не я.
— Ну что ты без конца придираешься, а? Какой смысл?
— В любом случае ты в силу своей тупости не способен его осознать, — огрызнулся Чиун и стал спускаться с горы.
Ученик последовал за ним.
— Что все это значит? — спросил он. — Лезем на гору, роем землю, находим старинную монету и снова
