Римо тихо застонал во сне, когда мастер Юнг стал повторять одну и ту же строчку: «Лепестки хризантем падают с серо-зеленого неба...» Произнес он ее ровно три тысячи раз на разные лады и варьируя интонацию.
Легкий шорох, издаваемый «дождем лепестков», заглушил чей-то приказной тон:
— Тебе пора сразиться с борцом!
Римо сел на постели, обливаясь потом.
Рядом с татами стоял мастер Синанджу. Прямо и неподвижно, точно идол. На лицо его падала тень, и прочитать застывшее на нем выражение не удавалось.
— Господи Иисусе, Чиун... — пробормотал ученик. — Который теперь час?
— Скоро полночь.
— Полночь? Едва успел глаза сомкнуть, и на тебе...
— Ничего, выспишься. После того как расправишься с самым грозным противником из всех, с кем только доводилось сражаться.
— Не хочу я ни с кем сражаться!
Чиун властно хлопнул в ладоши.
— А ну, вставай и живо! Надо отдать свой долг Дому Синанджу.
Римо натянул простыню на голову.
— Только попробуй, заставь!
В тот же миг в локоть ему словно бы вонзилась раскаленная игла. Боль пронзила руку и плечо. Римо так и подпрыгнул.
— Ой! Ты что делаешь? — воскликнул он, болезненно морщась.
— Просто немного пощекотал то место, которое вы, белые, называете внутренним мыщелоком плечевой кости.
— Ничего себе, пощекотал! Совсем не смешно, — проворчал Римо, вздрагивая от боли.
Чиун резко развернулся.
— Идем. Противник ждет.
В полной темноте они сели в такси и поехали побережьем на юг от Токио. Римо поднял стекла, чтобы в салон не проникала вонь гниющей рыбы.
— Мне еще один сон приснился. Очень страшный, — сказал он.
— Только такие тебе теперь и снятся, — заметил учитель довольно равнодушно.
— Хочешь расскажу?
— Не надо.
— Мне приснился Юнк.
— Поздравляю.
— Мы с ним соревновались в стихосложении.
— Полагаю, Юнг победил?
— Не просто победил. Похоронил меня под лепестками хризантем.
Чиун стряхнул соринку с шелкового кимоно.
— Тебе далеко до величия мастера Юнга. Да и всем остальным тоже. Разве что мастер Ванг или я еще как-то сравнимы.
— Ясное дело ты, где уж нам... — проворчал Римо, потирая все еще ноющий локоть.
На берегу длинными рядами вялились кальмары, насаженные на бамбуковые шесты. Плоские треугольные головы, тихоокеанский бриз шевелит щупальца. Они напомнили Римо Грецию и осьминогов, мучительно умирающих на солнце. Почему-то их плоские бессмысленные глаза заставили его содрогнуться.
— Странно, при виде кальмаров у меня всегда бегут мурашки по коже?
— Уж так они устроены, кальмары.
— Ненавижу осьминогов! Но кальмаров есть доводилось, и раньше я относился к ним как-то спокойнее.
— Осьминоги — безвредные существа. А вот кальмар — довольно опасное создание. К тому же они достигают гигантских размеров.
— Куда бы мы с тобой ни поехали, везде меня преследуют щупальца.
— Я когда-нибудь рассказывал тебе историю возникновения сумо? — спросил вдруг Чиун.
— Нет, что-то не припомню.
— Вот и хорошо.
— И что же в этом хорошего?
— Мне виднее.
Ученик уставился на учителя.
— Ладно, тогда расскажи сейчас.
Миндалевидные глазки Чиуна затуманились, погрустнели.
— Попроси как следует.
— Вот еще. С чего бы мне вдруг просить? — фыркнул Римо.
— Как хочешь, дело твое.
— Вот если бы мы с тобой вдруг оказались на необитаемом острове — вдвоем, только ты и я — с какой-нибудь больной мартышкой для компании и единственной кокосовой пальмой в качестве аттракциона, вот тогда бы я, возможно, попросил тебя рассказать.
— А я исполнил бы твою просьбу.
Римо отвернулся и уставился в окно.
— Чудесно. Просто замечательно!
Воцарилось тягостное молчание.
— С чего это ты вдруг заговорил о сумо? — спустя какое-то время поинтересовался ученик.
Чиун что-то замурлыкал себе под нос — точь-в-точь довольно урчащая кошка. Но, прислушавшись, Римо уловил другое: «Я знаю то, чего ты не знаешь». Впрочем, он вдруг засомневался, а потому молчал всю оставшуюся часть пути.
И лишь в самом конце спросил:
— А что, для меня так важно знать историю возникновения сумо?
— Как сказать, — рассеянно ответил Чиун.
— Я должен встретиться с сумо?
— Может быть.
Римо с важным видом сложил руки на груди.
— Что ж, остается только пожалеть того сумо, который попадется мне под горячую руку. Пусть только попробует сунуться или надерзить! Буду гонять его по улице до тех пор, пока вес жиры не растрясет!
— Сумо не дерзят, — заметил учитель.
— Тем лучше для них.
— Они вообще очень вежливые и воспитанные люди. У них масса достоинств.
— Достоинств?
Чиун кивнул.
— Именно.
— Что ж, тогда — да здравствуют сумо! — с иронией воскликнул Римо.
Машина подвезла их к большому дому в стиле синтаистского храма, выстроенному на склоне холма, и мастер Синанджу провел Римо через массивные ворота во двор, окруженный высокими каменными стенами, где корчились в неизбывной агония карликовые деревца бонсай.
Посреди двора находилось нечто вроде круга из глины. Над ним колыхался тент — тоже в синтаистском стиле, — чтобы защитить от листьев и грязи.
Окна дома были зашторены, но оттуда лился золотисто-янтарный свет.
— Что это? — спросил Римо, громко втягивая ноздрями свежий, слабо пахнущий вишневым цветом воздух.
