«Дженни первая» ушла от удара с хорошим запасом, но второй корабль явно был намерен ее поймать.
На «Дженни первой» не было рации. Томаззо Теставерде считал, что ловцу омаров она не нужна. Сейчас он жалел, что не обзавелся рацией — можно было бы вызвать береговую охрану. Этот таинственный корабль играл с ним, как большая рыба с маленькой.
Можно, конечно, уходить от столкновения с этим судном с каким-то непроизносимым названием, которого Томаззо не понял. Но как ни старайся, удрать от него не светит.
И все же Томаззо решил попробовать. Повернув лодку к берегу, он дал полный ход.
Нос «Дженни первой» задрался, корма осела в воду, оставляя холодный пенный след, но по этому следу устремился за ней непонятный корабль с моряками-призраками.
Погоня была недолгой. Меньше трех морских миль. Огромный нос надвигался все ближе и ближе, и тень его упала на «Дженни первую», словно тень смерти.
Томаззо проклинал и ругался, обливаясь то холодным, то горячим потом.
— Что вам нужно? — крикнул он через плечо. — Что вам надо, сволочи?
Безжалостный серый корабль стукнул «Дженни первую» в корму Лодку швырнуло вперед, массивная корма треснула.
— Манжиа ла корната! — взвыл Томаззо.
На палубу «Дженни первой» хлынула вода. Двигатель заглох. Это произошло в мгновение ока. Погрузившись в воду, лодка замедлила ход. Серый нос ударил еще раз, расколов ее пополам.
Томаззо выпрыгнул за борт Ничего другого ему не оставалось.
Каким-то чудом его не затянуло в пенную кашу обломков, оставшихся от «Дженни первой».
Холод сжал его мышцы в узлы и обратил кости в лед. Мутными глазами он видел, как большой корабль проходит мимо, расталкивая бортами дрова, которые только что были его лодкой.
Вскоре он почувствовал приятное тепло и понял, что замерзает. Он знал, как охватывает тепло замерзающего человека, будь то заснувший в сугробе ребенок или выброшенный в воды залива Мэн рыбак.
Томаззо умел выживать. Но он знал, что сейчас ему не выжить.
Тело стало свинцовым, он начал погружаться. И не почувствовал ни как его хватают за обледенелые волосы и дергающиеся руки, ни как его втаскивают в шлюпку.
Он только осознал, что лежит в рыбном трюме какого-то судна. Было холодно. Он попытался сдвинуться, но не смог. Приподняв голову, он посмотрел вниз и увидел, что раздет догола, а тело у него синее. Оно непроизвольно дергалось и тряслось. Это было его тело. Он узнал его, но ощутить по- настоящему не мог.
«Странно, — отметил он краем сознания. — Дрожу, а сам не чувствую».
Вокруг него суетились люди. Он видел их лица. Белые. До блеска белые. Но татуировка от лба до подбородка и от уха до уха не была изображением омара. Это было что-то другое.
Томаззо не узнал узора, но это было что-то знакомое.
Один из них подошел к нему и стал наносить на его лицо что-то белое и блестящее.
«Они пытаются спасти меня, — промелькнула у него мысль. — Это какая-то согревающая мазь. Я спасен. Я выживу».
Потом подошел второй с живой рыбой в одной руке и разделочным ножом в другой. Он быстрым взмахом обезглавил рыбу и без лишних церемоний, пока первый спокойно наносил мазь на лицо Томаззо, сунул кровоточащий обрубок рыбы Томаззо в рот.
Томаззо почувствовал вкус крови и рыбьих внутренностей.
И понял, что это вкус смерти.
Он не чувствовал, как его перевернули на живот и надругались над ним, засунув такую же рыбу в задний проход.
Даже в смертный час не мог он представить себе, что ему предназначено судьбой стать искрой в пожаре той страшной схватки, которая потрясет весь мир. Тот самый мир, у которого он много брал и которому так мало отдавал.
Глава 12
Дорожное движение в Бостоне было почти нормальным — для Бостона. Было только две аварии, обе несерьезные. Правда, последняя имела такой вид, будто кто-то решил сделать разворот из левого ряда на боковой съезд. И теперь этот предприимчивый фургон лежал на крыше, как перевернутая черепаха, а колес у него не было.
Когда такси, в котором он ехал, резко свернуло, Римо их увидел. Они катились в разные стороны, будто решили выехать покататься.
— Для этой дороги — день как день, — проворчал себе под нос таксист.
Римо так и не привык к зрелищу своего дома, открывающемуся за последним поворотом. Собственно говоря, это был даже не дом, а кондоминиум, но квартиры в нем никогда не выставлялись на продажу по многим серьезным причинам. Не последней из них было то, что здание это раньше было каменной церковью.
Это была не совсем обычная церковь. Обычно у церкви наверху купол с крестом. А это было здание средневековой архитектуры, хотя выглядело вполне современным с его каменными стенами и двумя рядами чердачных окон.
И все же этот дом построен для отправления культа, а не для жилья. Мастер Синанджу выбил его у Харолда В. Смита при подписании контракта несколько лет назад. Мнением Римо никто не интересовался. А ему тоже было все равно. После долгих лет жизни на чемоданах приятно было иметь постоянный адрес. В этом доме у него было целое крыло.
Вот чего он не любил — это досужих замечаний таксистов.
— Вы здесь живете? — удивленно спросил тот, когда Римо попросил его остановить машину. — В этом каменном мешке?
— Этот дом принадлежит моей семье уже несколько веков, — заверил его Римо.
— Эта церковь?
— На самом деле это замок, перевезенный сюда по кирпичику из родового поместья в Верхнем Синанджу.
— А где это?
— Нью-Джерси.
— Там есть замки?
— Больше нет. Этот был последним, который вывезли оттуда, когда налоги штата на замки поднялись выше крыши.
— Он, видимо, был построен еще до Революции.
— И даже до «до Революции», — подтвердил Римо, сунув двадцатку сквозь щель в перегородке. Запас наличности он пополнил в банкомате аэропорта по кредитной карточке, которую носил в заднем кармане.
Перед дверью он позвонил. Потом позвонил еще раз.
К его удивлению, к стеклянным овалам двустворчатой двери шлепающей походкой подкатилась пухлая коротышка азиатской внешности с серо-седыми волосами. Одета она была в неописуемую стеганую кацавейку, которую нельзя было назвать ни в точности красной, ни определенно серой. Может быть, она была когда-то сиреневой.
Она посмотрела на Римо, мигнула по-совиному и открыла дверь.
— Кто вы такая? — спросил Римо.
Старуха отвесила поклон. Когда она подняла лицо, Римо рассмотрел его и решил, что она из Южной Кореи, а не из Северной. Это утешало. А то он было испугался, что это одна из кузин Чиуна, которая приехала погостить лет на десять.
— Мастер ждать вас, — сказала она на ломаном английском.
— Он сейчас в колокольной башне?
— Нет, рыбный погреб.
— Какой рыбный погреб? — оторопело уставился на нее Римо.
