— Сын мой, перед тобой чрезвычайно трудный выбор. Пойти со мной — значит обрести безопасность. Остаться — опасность страшнее, чем ты можешь себе вообразить.
Темные глаза Римо метнулись к четырехрукому созданию, облаченному в желтый шелк.
— Она не тронет меня. Это моя дочь.
— Она — существо с четырьмя руками и демонической похотью. Она видит в тебе всего лишь давнего любовника. Она ищет близости с тобой. Для танца Тандавы.
— Не знаю я, о чем ты говоришь, — запальчиво произнес Римо.
— Тандава — это танец, который положит конец Вселенной и всем ее обитателям. Тебе. Мне. И твоей дочери-заложнице.
— Ерунда. Послушай, хватит пудрить мне мозги. Я должен остаться. Должен здесь разобраться.
— Римо... — начал было Чиун.
— Ты получил свой ответ, — раздалось шипение Кали из щели накрашенных желтых губ. — Теперь уноси свою жалкую жизнь и позабудь все, что ты видел и слышал. Ибо ты не смеешь коснуться моей невинной плоти, а я могу уничтожить тебя одним взглядом.
Чиун колебался. Повернувшись к Римо, он поклонился, очень осторожно.
— Я ухожу.
Римо колебался.
— Может быть, это и есть единственный выход, — неуверенно произнес он. — Может быть, мы сможем это распутать.
В голосе Чиуна прозвучал почти страх.
— Не поддавайся ее чарам, сын мой. Самое главное, не поддавайся ее чарам.
— Ради Бога, Чиун! Она же моя дочь.
— Она твой враг Она опутала тебя такими цепями, что даже мне их не разбить.
И с этими печальными словами мастер Синанджу, пятясь, вышел из комнаты, не повернувшись к врагу спиной и не сводя глаз с гипнотически колышущихся рук.
Оказавшись в коридоре, он пошел быстро. Подойдя к нише, он приготовился, как и раньше, и проскользнул обратно в главный зал. Второй раз это было легче. Шелк не цеплялся.
Не раньше чем его сандалии коснулись черных сверкающих плит, они, как будто по волшебству, стали прозрачными.
И мастер Синанджу увидел, почему оттуда слышались постоянное журчание и бормотание воды.
Снизу на него с тусклым, голодным огнем ожидания глядели чьи-то глаза.
И будто от удара невидимого молота внезапно ставший прозрачным пол разлетелся на мелкие осколки, и мастер Синанджу погрузился в самые горькие воды за всю свою долгую жизнь...
Глава 43
Сэнди Хекман с помощью карманного французского словаря вела беседу с капитаном «Арен сор».
Наконец она не выдержала.
— Либо вы черт знает как ломаете французский язык, либо вы вообще не франко-канадец.
— Та шо ты пристала! — неожиданно сказал капитан.
— Ньюфи? Так вы ньюфаундлендер!
— Ну все равно ничего не скажу, — сказал капитан. — Шо началось, то ни фига уже не остановишь.
— В таком случае можете считать себя военнопленным.
— Могу считать себя заложником экологических фарисеев.
— И этим тоже, если хочешь, — подвела итог Сэнди и пошла командовать обыском судна.
На верхней палубе оказалась фабрика по разделке рыбы, где пойманную рыбу превращали в филе и блоки для замораживания, которые пойдут потом на рыбные палочки. Сэнди вспомнила, что истощение трески и пикши в Северной Атлантике началось в пятидесятых с открытием рынка замороженных рыбных палочек — рынка, где очень скоро захватили господство канадцы.
Дойдя до нижних палуб, она напрочь забыла о рыбных палочках.
На двери висела табличка «Торпедный отсек» на английском и французском языках. Внутри оказались торпеды двух типов — с боеголовками и с приборами для загона рыбы. Там же были работающие на сжатом воздухе торпедные аппараты для запуска и приема торпед.
Торпедный экипаж в неподдельном удивлении уставился на гостей, потом хмуро сдался под прицелом винтовок М-16.
Капитана приволокли в торпедную и предложили на выбор — выложить все начистоту или чтоб его выложили на рыбный конвейер, где потрошат в буквальном смысле.
Капитан предпочел потрошение на допросе.
— Мы их зовем «рыбьи гончие» — они нам загоняют рыбу, куда мы хотим, — сказал он, показывая рукой на три торпеды в гнездах.
— Так это квебекская операция? — допытывалась Сэнди.
— Та шо я, на лягушатника похож?
— Не совсем, — признала Сэнди. — Кто вам отдает приказы?
— Та комендор.
— "Командор", вы хотите сказать?
— Та я так и говорю — комендор.
— Военно-морской флот Канады?
— Та нет. Министр рыбного хозяйства Гилберт Хьюгтон — классный парень. Собрал нас, рыбаков безработных, и вернул нам наше право от рождения — рыбачить. Та вот это ж мы тут и делали — рыбачили.
— А потопленные траулеры и погибшие команды?
У капитана сделался виноватый вид, как у ловца омаров, которого поймали с чужой ловушкой в руках.
— Та мы ж с этим скрамом только выполняли приказ.
— Скрам? Это что, рыба такая?
— Та не, скрам — это по-вашему «поцапаться». Мы ж с янковыми рыбаками еще до конфедерации начали цапаться.
— Ладно, расскажете комиссии ООН или кто вас за это дело будет вешать.
— Я прошу политического убежища!
— С какой стати?
— Та вы шо, женщина, оглохли? Вернуться в море рыбачить поскорее. Потому шо мне все равно, на кого рыбачить — на федералов или на фарисеев. Пока могу рыбачить. Это ж все, шо я умею.
— Вы, рыбаки, не успокоитесь, пока последнюю сардинку на небо не отправите.
— Та и тогда ж не успокоимся, — торжественно заявил капитан «Арен сор».
Глава 44
Звук разлетевшегося стекла проник в комнату, где Римо стоял и смотрел на свою дочь тусклыми вопрошающими глазами.
Много времени прошло, почти десять лет, осознал Римо с удивлением. Дитя, которое он видел так недолго, изменилось. Почти исчезла детская пухлость. От того невинного личика, которое он помнил, остались лишь блестящие глаза. Но теперь в них был иной свет.
В эту секунду раздался грохот. Римо повернулся к двери.
— Что это? — обеспокоенно спросил он.
— Этот старик мешал. Он зол и унес свою злость из моего храма. Это не важно. Он кое-что переломает, а потом уйдет, и больше нас не обеспокоит.
— Ты уверена?
— Я — Госпожа Кали.
— Джильда говорила, что она — Госпожа Кали.
— Я позволила ей так думать Ибо для общения с поклоняющимися мне нужна была маска. Я подчинила ее своей воле, заставила думать то, что я хотела, и только то, что я хотела. Она была отличной госпожой,
