Носилки тут же снова поставили на землю. Вокруг собрались все присутствовавшие на месте происшествия.
– Но мозги не бывают такими жидкими, разве не так? – пробормотал Фанкхаузер.
– Интересно, как давно умер этот бедолага? – вслух поинтересовался один из медиков.
На ощупь труп был еще теплым: видимо, с момента смерти прошло не более часа.
– Да, мозги не бывают такими жидкими, – задумчиво повторил один из детективов.
Собравшиеся молча разглядывали вытекавшую из уха жертвы розовато-серую, похожую на густой заварной крем массу.
Один из медиков опустился на колени и посветил ручным фонариком в правое ухо трупа.
– Что видно? – завороженно спросил Фанкхаузер. Он страстно мечтал когда-то поступить на службу в отдел расследования убийств, но, к сожалению, не хватало образования.
– Отойдите в сторону! – рявкнул медик и, когда Энди послушно отодвинулся, ахнул от изумления.
– Что там?
– Я вижу все насквозь! Через правое ухо видно все, что творится слева!
– Разве такое возможно?
– Да, возможно, если у бедняги полый череп!
С трудом поднявшись на ноги, медик велел санитарам погрузить труп в машину и увезти его в судебный морг.
Фанкхаузер, провожая взглядом исчезавшее в чреве труповозки тело, недоуменно пробормотал:
– И зачем им понадобилось буквально вышибать мозги из этого несчастного?...
В судебном морге Манхэттена по содержимому найденного в кармане пиджака бумажника установили, что доставленный при жизни носил имя Дояла Т. Ренда.
Старший судмедэксперт Лемюэль Квирк сделал рентгеновский снимок черепа и определил, что в нем не осталось никаких мягких тканей, включая мозг и мягкое небо. Отсутствовали также эпифиз, щитовидная железа, носовые полости и весь наружный слуховой канал, не говоря уже о языке.
При вскрытии в желудке была обнаружена некая непереваренная масса, при виде которой Квирк побелел как полотно.
– Будь я проклят, если это не человеческий мозг! – пробормотал он.
Помощник, едва взглянув на вскрытое тело, закрыл ладонью рот и выбежал из анатомического театра. Слышно было, как его рвало в коридоре «на подступах» к туалету.
Квирк извлек из желудка все содержимое, взвесил его и принялся исследовать при помощи скальпеля.
Несомненно, это был человеческий мозг! Только жидкий, словно протухшее яйцо, и смешанный с красноватыми кусочками того, что при жизни было роговицей человеческих глаз. Сердце у Квирка так и оборвалось от ужаса.
– Но как?...
Зайдя с другой стороны, судмедэксперт открыл рот трупа и посветил в глотку специальным фонариком.
– Мягкое небо отсутствует... что ж, вполне возможно, – пробормотал он.
Каким-то неведомым образом глаза и прочие мягкие ткани головы погибшего были превращены в полужидкую кашицу и сквозь естественные отверстия стекли по пищеводу в желудок. Следовало предположить, что все это произошло за несколько секунд до смерти или же непосредственно в момент ее наступления. Биологически все весьма логично и потому понятно.
И тем не менее совершенно невероятно! Как мог человеческий мозг превратиться в кашицу и стечь по пищеводу?! Совершенно невозможная вещь!
Если только это не было результатом воздействия какого-то нового страшного способа убийства людей.
Глава 2
Его звали Римо, и он совсем не походил на живое воплощение неотвратимости наказания за совершенное преступление, хотя на самом деле именно таким и был.
Когда Римо сошел с трапа самолета, приземлившегося в Сараево, у него был вид типичного американского туриста. Впрочем, в бывшую Югославию уже давно никакие туристы не приезжали. В эту разоренную гражданской войной страну вообще никто уже не приезжал. Напротив, все старались отсюда выбраться. Пожар этнической розни превратил страну в кромешный ад. И теперь бывшие еще вчера добрыми соседями взахлеб обвиняли друг друга в геноциде, этноциде, намеренном уничтожении мужчин, женщин, детей и прочих зверствах.
Одетый в полувоенную форму мужчина направил Римо на таможенный контроль.
– Где я могу найти такси? – поинтересовался Римо.
– После таможенного досмотра багажа вам покажут, где находится стоянка такси.
– У меня нет багажа.
– Что? Нет багажа?
– Я путешествую налегке, – беспечно отозвался Римо. На нем, как всегда, были серые слаксы,