Раздирающие барабанные перепонки чавкающие звуки длились, казалось, целую вечность, и не было конца этому неистовству прожорливости!
Внезапно, словно по волшебству, все смолкло. Наступила давящая тишина.
Перепуганный до смерти, Гордон Гаррет осторожно приподнялся и отвел дрожащие руки от лица. В воздухе, против его ожиданий, не было ни пыли, ни грязи, ни всего того мусора, который обычно приносит с собой ураган. Однако с неба падало какое-то зеленое месиво, и в воздухе стоял сладкий запах осени, точь- в-точь как во время сбора урожая. Это в апреле-то!
Гордон осторожно повернул голову направо, потом налево и вдруг застыл от леденящего душу ужаса, знакомого каждому фермеру не понаслышке.
Кукуруза! С неба падали разодранные в мелкие клочья побеги. Плавно опускались тонкие золотые нити кукурузного шелка... На поле не осталось ни стебля – все было начисто срезано и тщательно пережевано. По полю словно прошлись миллионы крошечных силосных комбайнов – злобных и голодных, превративших побеги кукурузы в ароматное месиво. Во всяком случае, именно такое сравнение пришло в голову ошалевшего фермера.
С трудом поднявшись на ноги, Гордон оцепенело огляделся. Сейчас он очень походил на деревенского индейского идола.
Пронесшаяся над его полем «туча» съела весь будущий урожай, и Гордон Гаррет теперь полностью обанкротился.
Только сейчас он до конца осознал весь ужас своего положения! Бросившись ничком на землю, фермер испустил душераздирающий вопль смертельно раненного зверя.
Глава 18
В свое время мастер Синанджу научил Римо уворачиваться от камней, стрел, копий и даже выпущенных пуль. В один прекрасный день старый кореец, преодолевая глубокое отвращение к оружию, взял в руки револьвер и разом выпустил всю обойму в Римо. Когда ученик благополучно, хотя и несколько неуклюже, увернулся от всех пуль, Чиун покачал головой.
– Пока что не слишком хорошо. Надо еще научиться уворачиваться от не видимой твоему глазу смерти.
– Разве такое возможно? – переводя дух, спросил Римо. А он так гордился собой сейчас! Еще бы, уворачиваться от пуль умел только супермен, да и то лишь в фантазиях писателей.
– Надо научиться чувствовать движение воздуха перед мчащейся к тебе смертью, – пояснил учитель.
– Постой-ка, значит, я должен чувствовать ударную волну? – недоверчиво переспросил Римо.
– Именно.
– Черта с два у меня получится!
И все же он постиг все премудрости. Медленно, неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом, Римо учился замедлять время в своем восприятии и ускорять свои рефлексы. В конце концов он стал ощущать воздушную волну. Нежные волоски на коже предплечий превратились в крошечные сверхчувствительные антенны. Прежде Римо всегда казалось, что волосяной покров не более чем напоминание о животном происхождении человека, теперь же он оценил значение волосков как естественных сенсоров.
Позднее Римо стал безошибочно распознавать присутствие поблизости потенциальной угрозы и ощущать выстрел или бросок ножа за доли секунды до непосредственных действий.
В конце концов в результате бесконечных тренировок Римо стал практически неуязвим для пуль, снарядов и прочего в том же духе. Правда, Римо так и не научился уворачиваться от длинных ногтей Чиуна.
Неуклюже подпрыгнув, «Боинг-727» наконец увяз всеми колесами в противопожарной пене и остановился. Римо тотчас похолодел от ужаса.
«Я должен был почувствовать лапки этого маленького монстра на своей шее, – подумал он. – Я должен был почувствовать острие жала, но... И сейчас я умру».
Прикрыв глаза, Римо повернулся к мастеру Синанджу.
– Я умираю, Чиун.
Кореец, сердито сверкая глазами, следил за жужжавшей пчелой, снова оказавшейся на свободе. Подняв руки, здорово смахивающие теперь на звериные лапы с жуткими когтями, он весь обратился в слух и чудовищную сосредоточенность.
– Слишком поздно, – обронил ученик, думая о своей неминуемой кончине.
– Не бойся! Сейчас я поймаю эту маленькую сволочь! – прошипел Чиун.
– Я не о том...
Тем временем мастер Синанджу резко хлопнул в ладоши. Раздался сочный шлепок, и противное жужжание внезапно оборвалось.
Чиун превратил ладони в миниатюрные жернова и стал ожесточенно тереть их друг о друга. Раздался приглушенный хруст, и то, что осталось от пчелы, упало на пол. Старик наступил сандалией на останки твари и яростно растер их по полу.
– Я победил тебя, пчела-притворщица! – воскликнул он.
– Ты опоздал, учитель, – проговорил ученик.
– Нет, просто эта пчела-самозванка оказалась слишком проворной, – замотал головой Чиун.
– Она успела меня ужалить, – мрачно сообщил Римо, поднимаясь из пилотского кресла.
