когда-то преподнесенный Себастьяном.
Гордая и обольстительная, с загадочной улыбкой. Граф без труда догадался, что сейчас последует просьба. Он принял баронессу в бело-голубой с позолотой гостиной особняка Орловых.
– Вы не пробыли и пяти дней, а меня известили, что уже уезжаете, – проговорила она. – Как вы могли так поступить, не простившись со мной?
Судя по всему, ее предупредил Григорий Орлов: эти двое, несомненно, были тесно связаны.
– Мадам, я уезжаю не насовсем, я собирался вернуться, и к тому же вы до сих пор не соизволили дать мне понять, что мое отсутствие причинит вам огорчение.
– Да вы задира! Послушайте-ка, императрице стало известно, что вы присутствовали на вчерашнем ужине, она желает вас видеть.
Себастьян помедлил мгновение.
– Я глубоко польщен. Когда?
– Сегодня в пять. Мы с принцессой Анхальт-Цербстской зайдем за вами в половине четвертого. Коридоры во дворце длинные.
– Прекрасно. От Засыпкина что-нибудь есть?
– Ему известно об аудиенции, и он очень рад. Не изволите ли угостить меня хересом?
Себастьян позвонил в колокольчик. Появился слуга, выслушал приказание и вскоре вернулся с графином и двумя хрустальными бокалами. Себастьян сам налил вина баронессе.
– Каково его отношение ко всему этому? – поинтересовался граф.
Она пригубила херес и ответила не сразу. Сделала вид, что не понимает.
– К чему «этому»?
– Баронесса, – ответил Себастьян сухо, уже теряя терпение. – Довольно притворяться! Великая княгиня и ее супруг подходят друг другу, как роза павиану. Трое молодых аристократов врываются ночью в дом моего друга графа Орлова, чтобы отправить его на тот свет. Разумеется, у Засыпкина имеется мнение на этот счет. И у вас тоже. Извольте не принимать меня за дурака!
Эту вспышку баронесса восприняла как оскорбление.
– Слава богу, Засыпкин не так горяч, как вы, – холодно заметила она. – Я полагала, что вы умеете держать себя в руках.
Баронесса поставила пустой бокал. По крайней мере, хоть улыбаться она перестала. Тем лучше, поскольку такое ее поведение претило Себастьяну.
– Положение весьма опасно. Императрица решительно настроена на то, чтобы династия Романовых продолжала править. В качестве наследника трона она наметила великого князя Петра, и ничто не заставит ее отступиться. Засыпкин не сумасшедший, чтобы противиться ее воле. Во всяком случае, кроме своего Министерства иностранных дел, он больше ничем не занимается.
– Именно по этой причине он до сих пор не дал о себе знать?
– Именно так. Вы здесь по своим собственным делам. И за свой счет.
– Вы меня не предупреждали, – холодно заметил Себастьян.
– Я полагала, вы сами догадаетесь.
– Так выходит, вы заманили меня в Россию по личному делу, – сказал он, осознав, насколько был наивен и самонадеян.
Баронесса усмехнулась.
– Если допустить, что судьба России является личным делом, то да.
– Значит, вы подготавливаете восшествие на престол великой княгини, я правильно понял? – спросил Себастьян.
– Во всяком случае, некоторые из нас подумывают об этом. Иначе Россия будет отдана Пруссии.
Помолчав немного, баронесса продолжила:
– Могу я поинтересоваться, куда вы намерены направиться?
– В Берлин.
Она не могла скрыть своего изумления:
– В Берлин? Но зачем?
– Чтобы познакомиться с нашим врагом, королем Фридрихом. Вы боретесь с призраком, которого никто из вас никогда не видел. В данный момент мое присутствие здесь не имеет смысла. Зачем мне эти обеды в компании великого князя, который уже видит себя на троне? Зачем мне эти пустые разговоры?
– Когда вы вернетесь? – спросила баронесса.
– Я скажу вам об этом сегодня в шесть вечера.
– Почему именно в шесть? – удивилась она.
– К тому времени я уже увижусь с императрицей и буду знать, сколько ей осталось жить.
– Даже врач не сможет предсказать дату собственной смерти, – озадаченно ответила баронесса.
Себастьян пожал плечами.
– Я не какой-нибудь коновал, баронесса. Есть другие способы предвидеть подобные вещи. За те несколько веков, что я существую на свете, у меня было время многому научиться.
Этот ответ поверг ее в недоумение. Именно такого эффекта граф и ожидал.
– Так вы и здесь намерены поддерживать свою парижскую легенду? – спросила баронесса.
– Когда я наблюдаю за поведением своих современников, у меня и в самом деле появляется убежденность, что за мной опыт многих веков.
– Вы и меня считаете ребенком?
– Баронесса, позвольте сказать вам, что я достаточно хорошо знаю вас, чтобы предположить: вам знаком лишь мир, в котором вы вращаетесь, а ведь существует еще бесконечное множество других, о реальности которых вы даже не догадываетесь. Шахматная доска, на которой играете вы, всего лишь клеточка на другой шахматной доске, огромной и не видимой вами.
Какое-то время баронесса молчала, но недолго.
– А вы сами… откуда в вас столько высокомерия? – удивленно спросила она.
Пожав плечами, Себастьян улыбнулся:
– Но ведь я прожил на свете гораздо дольше, чем вы.
Баронесса поднялась.
– Я счастлива, что повидалась с вами, – задумчиво проговорила она.
– Я тоже, – ответил Себастьян, наклонившись, чтобы поцеловать протянутую руку.
– До скорой встречи.
Себастьян проводил баронессу до двери. И когда она вышла за порог, не смог сдержать усмешки.
– Вы сделаете глубокий поклон, преклоните колено, подниметесь и, если императрица протянет вам руку, поцелуете ее, затем отступите на три шага и останетесь стоять, если только ее величество сама не предложит вам сесть, что маловероятно, – поучал Себастьяна камергер.
Себастьян надменным кивком дал понять, что он знаком с этикетом. Старший камергер, очевидно, полагает, будто имеет дело с мужланом? Принцесса Анхальт-Цербстская и лже-госпожа де Суверби, то есть баронесса Вестерхоф, исправляли никому, кроме них, не видимые недостатки платья.
Частная аудиенция императрицы проходила в одной из гостиных, примыкающих к тронному залу. Двери распахнули на обе створки, и старший камергер объявил по-русски: «Принцесса Анхальт-Цербстская». Для уха Себастьяна это прозвучало похоже на «Аньялтшербз». Потом: «Граф де Сен-Жермен», и наконец: «Госпожа де Суверби, фрейлина великой княгини».
Императрица сидела в большом позолоченном кресле, обтянутом красным бархатом. Казалось, что и сама она была затянута в несколько метров расшитого шелка неопределенного, зеленовато-коричневого цвета. Круглое лицо, давно утратившее свежесть, с капризным ртом маленькой девочки, но ярко накрашенным, глубокое декольте, откуда едва не вываливались две перезрелые напудренные груди. Сквозь толстый слой румян проступала нездоровая бледность. Редкие седые волосы были собраны в тугие колечки справа и слева от затылка. Отекшие ноги, вбитые в туфли, обтянутые той же тканью, покоились на низком табурете.
Пятьдесят два года, избыточный вес. Судя по ногам, явная водянка. Сердце и почки работают плохо. Исполненная величия спесь.
Сесть никому не предложили. Даже главный фаворит Иван Шувалов стоял за креслом с приклеенной
