оплошности.
– Простите мое удивление, сударь, – выговорил он наконец. – Но ваше сходство с нашим покойным другом почти сверхъестественно. Входите же, прошу вас.
Он сделал знак слугам, чтобы те помогли гостю снять плащ и шляпу, потом пригласил его пройти в соседнюю гостиную и спросил, не желает ли тот чего-нибудь выпить с дороги. К ним присоединилась герцогиня. Во время обмена любезностями она, как и ее супруг, не сводила глаз с посетителя, освещенного холодным светом мартовского дня.
Александр вопросительно посмотрел на нее.
– Прошу извинить меня, – сказала она, усаживаясь. – Но вы, должно быть, привыкли к такой реакции со стороны тех, кто знал графа?
– В самом деле, сударыня, – сказал он, отпив глоток кофе, который ему подал ошалевший лакей. – Я его сын.
– Глядя на вас, – сказал герцог, – у меня возникает впечатление, что наш друг снова среди нас. Значит, вы его наследник.
– Передача имущества была совершена несколько месяцев назад.
– Кое-что он все-таки оставил и здесь.
– Сейчас меня больше занимает другое наследство – его труды и влияние.
– Чтобы принять это на себя, надо до мелочей знать о его делах.
– Я хорошо знаком с ними, ваше высочество. И с вами тоже.
Герцог выразил удивление.
– Мы неоднократно встречались на собраниях в Лейпциге, Иене, Штутгарте и прочих местах.
На сей раз герцог был поражен.
– Так это были вы?
– Поскольку отец гораздо тяжелее, чем раньше, переносил тяготы путешествий, он часто доверял мне свои обязанности. Но вы так и не сказали мне, где он погребен.
– Во Фридериксберге. Пока.
– Пока?
– Надо уладить кое-какие… формальности, – ответил герцог несколько смущенно.
Он бросил на свою супругу взгляд, давая ей понять, что хочет остаться с гостем наедине. Прежде чем уйти, герцогиня уверила Александра, что если он захочет погостить в замке, то будет желанным гостем. Александр согласился. Тогда герцогиня сказала, что велит перенести его багаж в те покои, которые занимал усопший граф, и покинула комнату.
– Что же это за формальности? – спросил Александр, возобновляя разговор.
Герцог встал и подошел к окну.
– Похоже, что ваш отец был евреем.
Александр промолчал. Герцог продолжил:
– Люди, занимавшиеся его посмертным туалетом, обнаружили один характерный признак. Вы об этом знали?
– Нет.
Его отец хранил свою тайну до конца, несмотря на былые обещания раскрыть ее. Какие же страдания хотел он утаить?
– Пастор узнал об этом и отказался хоронить его на христианском кладбище. Но пастор сам недавно умер, и я думаю, что его преемник, как только вступит в должность, даст наконец разрешение.
Герцог снова сел и долгим взглядом посмотрел на своего гостя.
– Итак, ваш отец позаботился, если можно так сказать, о продолжении своей жизни после смерти. Это был замечательный человек. Он не желал умирать. И его желание в некотором смысле исполнилось. Я рад этому. Такой человек и не мог умереть.
Александр кивнул. Его переполняла грустная гордость. Долгое ученичество подошло к концу: он стал собственным отцом.
– Но чтобы осуществление этого желания было полным, – заключил герцог, – я полагаю, что необходимо все сохранить в тайне.
– Разумеется.
– Мы с вами, равно как и моя супруга, будем ее единственными хранителями. Остальное предоставьте правдоподобию. А теперь я распоряжусь, чтобы подали легкую закуску. Нам еще предстоит поработать.
Герцог позвонил в колокольчик, и явился дворецкий.
Взгляд Александра обратился к окну, потом к морю, серебрившемуся в бледных солнечных лучах под перламутровыми небесами.
Он сказал себе, что где-то там, быть может, улыбается его отец, наблюдая эту сцену.
Эпилог
ДНИ С 18 ПО 21 ИЮНЯ 1789 ГОДА
Новости, которые Александр в течение многих дней слышал в ложах, были весьма тревожными; но сегодняшние не оставляли никаких сомнений: всеобщее возмущение нации неминуемо. На собраниях открыто призывали к ниспровержению монархии. О короле, королеве и о дворе говорили в словах, изобличавших все оттенки оскорбительного презрения.
Вдруг он вспомнил наказ отца: «Когда вы замените меня и катастрофа покажется вам неизбежной, предупредите тех, кто ближе всего к королю и королеве».
Кого же предупредить? Поглощенный своей работой в ложах, Александр все меньше бывал в светских салонах. Он подумал о графине д'Адемар, камеристке королевы, некогда восхищавшейся его отцом и наверняка не подозревавшей, что он умер. В конце концов, она непосредственно общается с королевой. А на счету каждый час, даже каждая минута.
Но, по правде говоря, час был неподходящий: без четверти восемь вечера. В такое время не являются к даме, особенно к придворной. Ну и пусть. Александр прыгнул в карету и дал кучеру адрес графини.
Его встретил весьма удивленный лакей и попросил подождать. Затем явилась горничная графини, мадемуазель Ростанд, которая тоже казалась удивленной столь поздним визитом. Но наконец он был принят.
– Граф де Сен-Жермен! – воскликнула графиня. – Чудо-человек!
– Он самый, – ответил Александр с легкой улыбкой. – Мадам, боюсь, у меня недобрые новости.
Она вопросительно посмотрела на него.
– Париж и вся нация охвачены волнением. Растет враждебность к дворянству и особенно к королю с королевой.
– Что за вздор! Уж не бредите ли вы?
– Ничуть. Я вам сообщаю лишь то, что знаю. Король не должен терять времени.
– Но что же, по-вашему, он должен делать?
– Пусть спасается бегством, пока не поздно.
– Бегством? Вы должны испросить аудиенции у графа де Морпа. Король прислушивается к нему, он предупредит…
– Нет, мадам, только не он. Он сможет только ускорить катастрофу.
– Вы и так уже достаточно наговорили, чтобы угодить в Бастилию до конца дней!
– Я говорю только с теми, кому доверяю. Обратитесь к королеве. Скажите, что это я вас предупредил. Напомните ей об услугах, которые я оказал этой стране, и о миссиях, которые поручал мне покойный король Людовик Пятнадцатый при различных дворах Европы. Если ее величество захочет меня выслушать, я открою ей то, что знаю, и тогда она сама решит, стоит ли представлять меня королю. Но я выдвигаю непременное условие: не в присутствии господина де Морпа.
Графиня какое-то время размышляла. Александр продолжал настаивать:
– Подумайте о том, что я вам сказал. Но не говорите никому ни обо мне, ни о моем визите. Встретимся завтра в Якобинской церкви на улице Сент-Оноре. Я буду ждать вашего ответа ровно в одиннадцать часов.
– Предпочитаю, чтобы это произошло в моем собственном доме.
