Давид и Авиафар взялись за копья и, семеня, понесли ковчег на улицу. Сыновья Елеазара, Оза и Ахио, неожиданно присоединились к кортежу. Загремели трубы, как будто сообщая небесам об этом событии. Огромная толпа окружила дом Аминадава. Люди были слегка взволнованы, и некоторые даже пели. Но Давид понял действительную причину такого настроения, когда ковчег подняли на повозку. Солнце поднялось, и этот предмет засверкал так, что блеск его резал глаза. Давид долго созерцал его, в то время как толпа хлынула к повозке. Это был центр мира, вселенной. Ковчег – это неподвижный центр, вокруг которого в гигантском круговороте вращается все, что есть в его поле зрения. Нескончаемое пение добавляло оживления.
Сопровождавшая музыка была, однако, более чем земной: тамбурины и кастаньеты, на которых музыканты, пришедшие с делегациями от племен, играли, звучали просто какафонически. Разве кто-то на них рассердился? В любом случае одна группа держалась отдаленно от другой, чтобы не страдать от несогласованных ритмов и мелодий. Оза и Ахио следовали за колесницей, Ахио впереди, Оза – позади, танцуя от радости. Они выросли с ковчегом, и было правильно, что они сопровождали его в Иерусалим.
Путь был беспокойным. Дорога трудной. Уже размытая начавшимися дождями, она то поднималась, то опускалась, извивалась, и ковчег на колеснице угрожающе качался. Доехали до гумна, где молотили зерно. Колеса колесницы заскользили по соломе, и ковчег стал сползать назад. Оза схватил его, чтобы помешать падению. Но ему это не удалось: ковчег был тяжелым и упал прямо ему на грудь. Бедняга тут же скончался.
Кортеж остановился. Священники запричитали:
– Он был слишком неосторожен с ковчегом!
– Он падал, – возразил его брат Ахио.
Труп Озы похоронили поблизости. Тщетно Авиафар пытался утешить Давида. Давид воскликнул:
– Я не могу везти этот ковчег в Иерусалим!
Это явилось новым поводом огорчения для священников. Созвали двенадцать племен, чтобы установить ковчег в Иерусалиме, и вернуться несолоно хлебавши? Начали было спорить, но Давид рубил с плеча. Сгущались сумерки, приходилось оставаться с этим опасным предметом среди ночи, они не знали, куда идти, и лишь один Бог знал, что еще случится. Священники уступили. Давид приказал повернуть кортеж в Геф.
А там, в свою очередь, жители Гефа были потрясены возвращением ковчега, от которого, как они думали, избавились навсегда. Царь Анхус, которому служил Давид и который несколько недель назад пережил военные поражения, постарался воспрепятствовать этому возвращению. Давид надменно успокоил его: ковчег будет находиться не на ответственности города, а одного только набожного иудея, которого назначили за неимением лучшего священника.
– Почему ты не возьмешь его к себе в Иерусалим? – спросил Анхус, как всегда, здраво рассуждая. Он еще не знал о смерти Озы.
– Мы слишком далеко от Иерусалима, – ответил Давид. – Скоро мы вернемся за ним.
Из-за внезапной радости вновь увидеть Давида Анхус позволил себя обмануть. Царь Гефа устроил праздник в честь царя Иерусалима и больше не говорил о ковчеге. Нового хранителя звали Аведдар. Это был набожный человек, но вовсе не глупый. Ему была известна репутация ковчега. Он тоже сделал попытку избавиться от угрожающей ответственности, которую ему навязывали, но священники использовали власть и его нерешительность: что решено – то решено.
Давид ночевал у своего старого покровителя Анхуса, а на следующий день каждый вернулся к себе. Это чрезвычайно напоминало беспорядочное бегство.
По дороге в Иерусалим Эзер, Амон и Иоав были задумчивы. Давид тоже. Всех занимала одна и та же мысль: либо ковчег был местонахождением божества Израиля и в этом случае оно не благосклонно к Давиду, наложило на него это оскорбление смертью молодого невинного юноши, либо все это просто случайность. Просто злосчастный предмет, о котором не стоило и говорить. Впрочем, не нужно было доверять этим историям о воспроизведении крыс и геморроя из золота. Таким образом народ оказывался без Бога. В любом случае потеряли лицо, а это не было хорошо для Иерусалима.
Жены нашли Давида в плохом расположении духа и не смогли поднять ему настроение. Он пил и ругался. Он хотел расспросить идолов, но у него не было желания слушать их ответ. В этом мире все было запутано, а это являлось для него, возможно, самой большой досадой. Давид хотел сражаться, рисковать своей жизнью, он ненавидел неопределенность.
Авиафар нашел его и добился встречи.
– Нужно принести ковчег в Иерусалим, – сказал священник.
– Об этом не может быть и речи, он приносит несчастье, – возразил Давид.
– Ты не веришь, что это символ нашего союза с Яхве? – воскликнул Авиафар оживленно. – Ты не веришь, что это место Яхве?
Если это место Яхве, то он недобрый Бог. У него не было никакой причины убивать этого мальчишку из- за того, что он помешал ковчегу упасть. Оза не сделал ничего плохого. Он пытался удержать ковчег, я повторяю это, потому что видел своими глазами. И был раздавлен этим сундуком.
– Это несчастный случай! – запротестовал Авиафар. – Ведь есть мальчишки, которые падают со смоковницы и разбиваются, но они ничего плохого не делали, просто собирали инжир.
Давид долго смотрел на него.
– Ковчег – не инжир со смоковницы, Авиафар. Если это место Яхве, то несчастный случай не мог произойти.
Он наполнил два рога вином и протянул один из них священнику.
– Скажи мне лучше, что в этом ковчеге ничего нет.
– Богохульник! – закричал Авиафар с такой яростью, что встряхнул рог с вином. – Внутри Скрижали Закона!
– Откуда ты об этом знаешь? – тихо спросил Давид.
– Если не веришь, значит, ничего в нем нет, – ледяным голосом промолвил Авиафар.
– Я не верю этому, я их никогда не видел. Я никогда не открывал этот ковчег. Вы все рассказываете сказки.
– Тогда ты не тот человек, которого должен был выбрать Самуил, – сказал Авиафар. – Ты становишься таким, как Саул. Ты – царь, как все другие. Ты – не царь, избранный Яхве. Ты – царь без судьбы.
Давид бросил на него грозный взгляд. Воцарилась тишина.
– Единственно реальные вещи, Давид, это те вещи, в которые ты веришь. Пока ты верил в то, что тебе рассказывал Самуил, удача улыбалась тебе. Удача, то есть Яхве. Перестанешь верить – и тебе конец.
– Куда же ты хочешь его привезти? – спросил Давид, поджав губы.
– Весь народ, так же как и ты, спрашивает себя, является ли ковчег местом Бога. Оставь его в Гефе, и они скажут себе нет, но если ты привезешь его в Иерусалим, они поверят в него. «Мы отличаемся от других людей», – скажут они. «Что нас отличает от них? Почему мы были народом, избранным Господом? Почему мы завоевали эту землю? Потому что с нами Бог. И доказательство этого – его трон».
Давид встал и через окно посмотрел на пейзаж, раскинувшийся у подножия города. Равнина была окутана ночью, небо было цвета индиго.
Он родился не очень далеко, в Вифлееме, но дорога была длинной. Царь опорожнил рог с вином. Несомненно, его жизнь была лишь мечтой и существовала только потому, что спящий не изменил мечте. Он прислонился к оконной раме. Авиафар взглянул на него.
– Выравнивай корабль, – сказал он. – Привози ковчег в Иерусалим.
– Как я объясню смерть Озы?
– Неосторожностью, – сказал Авиафар.
– Это ложь.
– Ложь, – подтвердил Авиафар. – Ложь тебя пугает, Давид?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Разве ты открыл Ионафану и Саулу, что ты был коронован Самуилом?
– У тебя нет права… – начал Давид. Но его глаза увлажнились. Он опустил голову.
– Эта ложь во благо. То, о чем я тебя спрашиваю… Авиафар не закончил фразу. Давид понял.
– Я привезу ковчег, – сказал он устало. Авиафар медленно выпил свое вино. Потом он встал и тоже стал
