– Коннетабль де Ришмон, – сказал он, – Брезе, Этьен Шевалье и Шабан упорядочили наши финансовые дела. Иными словами, доказали нам, что в стране денег нет.
Он беспокойно зашевелился и устремил на Жака взор, в котором внезапно сверкнули искры. Впрочем, это могли быть отблески огня.
– У нас есть банкиры. У нас был Жак Кёр. Сейчас Жан де Бон. – Король сделал пренебрежительный жест рукой. – Они думают только о собственном обогащении! Чем вообще занимаются банкиры? Обогащаются. Возьмем Жака Кёра. Я поручил ему обогатить Францию. Он принял за Францию себя и обогатился сам. На соли, серебряных рудниках, пряностях. Но Франция сделана не из банков. Она заселена людьми, которые очень хорошо знают, что никогда не будут банкирами. Большей частью это крестьяне. Сегодня половина из них лишилась своего хозяйства. Все эти войны опустошили наши деревни. Вы говорили мне об этом, Жанна, когда приезжали в Боте-сюр-Марн. Кёр видел не дальше собственного носа. Следовало обогатить Францию земледелием и торговлей.
Жанна никогда не слышала от короля такого длинного монолога. Он словно изливал душу, делясь своим горьким знанием. Неужели он не обсуждал этого с министрами?
– Простите меня, сир, но мне показалось, что люди, которых вы приблизили к себе, служат вам прекрасно, – сказал Жак.
Карл обратил на него взгляд воспаленных глаз.
– Ну да, – сухо заметил он. – Это выдающиеся люди. Некоторые из них верны, как Шабан и Шевалье. Другие, как мне известно, думают о том дне, когда я умру…
– Сохрани нас от этого Господь! – вскричала Жанна.
– Когда-нибудь я все же умру, Жанна. Так вот, некоторые думают, что в этот день им придется несладко, поскольку они служили мне.
Горькая гримаса еще больше заострила его черты.
– Короче, – сказал он. – Вы богаты, л'Эстуаль?
– У меня совсем небольшое состояние, сир.
– Хорошо. Вам нет смысла обогащаться сверх разумного предела. Вы наживете завистников и, когда мой сын вступит на престол, рискуете потерять свое имущество, которое у вас конфискуют под тем или иным предлогом. У большого богатства почти всегда есть тайный изъян, в конце концов разъедающий его. Вот и Жак Кёр занимался опасными спекуляциями с прибылью от пожалованных ему в управление рудников. Я собираюсь просить вас о двух вещах.
Жанна слушала с тревогой и напряжением.
– Первое: занять под разумные проценты триста тысяч ливров у ваших иностранных коллег. Если вы сумеете это сделать, я дарую вам баронство.
– Какие проценты вы считаете разумными, сир?
– Я знаю, что в Лондоне и Неаполе просят почти сто. Это неразумно. Французское королевство не может пускаться в авантюру. Для подобной суммы я считаю достаточным двадцать процентов. Поскольку вы в Меэне, вам легко будет съездить в Бурж, чтобы повидаться с Жаном де Боном. Это его город. Вы сообщите ему о поручении, которое я вам дал.
Отхлебнув еще глоток, он предложил Жаку налить вина себе и Жанне.
– Каков будет срок? – спросил Жак.
– Два года, пока Шевалье не завершит продажу доменов, которые не приносят мне никакой пользы.
– Простите мне такой вопрос, но какие будут гарантии, сир?
Взгляд Карла потемнел. Сейчас он прикажет стражам, стоявшим за дверью, схватить и немедленно обезглавить дерзкого банкира. Жанна затаила дыхание. Однако ничего подобного не произошло. Карл VII лишь грустно рассмеялся. И все же опасность всегда таится в беседах с королем. С этим королем. И конечно, с другими тоже.
– Доходы от продажи соли за тот же срок, бумага за подписью главного казначея Этьена Шевалье. Достаточно ли таких гарантий?
– Конечно, сир. Будь заимодавцем я, вопрос даже бы не возник. Но иностранные банкиры питают к королям не больше уважения, чем к обычным людям.
– Проценты от займа будут выплачены вместе с основной суммой. Сто двадцать тысяч ливров за триста тысяч, на мой взгляд, лакомый кусок.
Король нагнулся и поворошил угли. Посыпались искры. Они словно добавили таинственности и без того непонятному для Жанны разговору. Дрова, которые еще несколько дней назад были зелеными деревьями, превращались в пылающие точки и поднимались вверх, чтобы опуститься вниз пеплом. Нет, они не о деньгах говорят, – подумала про себя Жанна, – а о какой-то загадочной потусторонней силе.
– Второе, о чем я прошу вас, д'Эстуаль, – это подумать, как вновь заселить наши земли. Нужно вернуть в наши деревни скотоводов. Нам не хватает скота. В Париже и в большинстве других городов цена на мясо достигла заоблачных высот. И на хлеб тоже. Настоящие хозяева земли – те, кто ее обрабатывает. Новые владельцы, которые пытаются занять место сеньоров, воображают, будто имеют право на хозяйскую долю[6]. Это вздор. Горожане ничего не понимают в земле, а плата за труд растет, потому что рабочих рук не хватает. Рабство умерло, и я рад этому. Мир изменился! Но земля без крестьян не стоит и полушки, это всем известно.
Жак и Жанна слушали с изумлением. Король, которого они считали погруженным исключительно в интриги двора, оказывается, знал прекрасно свою страну в ее прозаической повседневной действительности. Он рассуждал как земледелец!
Жак, взяв кувшин, сначала подлил вина королю, затем наполнил бокал и протянул Жанне.
– Надо, чтобы зажиточные горожане поняли, – продолжал Карл, – что в последнее время все
