Князь-архиепископ повернулся к нему и вытащил из кармана свиток с печатью:
– Его святейшество Павел Второй вновь подтверждает свое покровительство 'Мастерской Труа- Кле'.
Стражники увели Фалуа. Какое-то время все участники этой сцены молчали, не в силах справиться с волнением. Александр Люксембургский отвел Франсуа в сторону.
– Прощаю вам то, что вы взяли этого злоумышленника в заложники и подделали его подпись. Об этом не будет упомянуто. Мэтр Франсуа, вы действовали изобретательно и решительно. Это хорошо. Но лучше было бы вам заключить союз с такой семьей, которая сумеет оградить вас от неприятностей. Я подумаю об этом.
Затем он ушел. Франсуа решил повести всех ужинать, чтобы укрепить нервы, подвергшиеся тяжкому испытанию.
Жанна в Анжере ничего не знала обо всех этих перипетиях. Получив письмо сына с рассказом о них, она так разволновалась, что Жозеф за нее испугался. По ее мнению, лазутчики Сорбонны смогли, пусть частично, восстановить обстоятельства вывоза оборудования из Парижа. Это означало, что кто-то развязал язык. Возможно, они знали гораздо больше, чем сказал Фалуа. Возможно, они подвергли пытке Сибуле. Возможно…
Чтобы успокоить ее и не тревожиться самому, Жозеф попросил Рене Анжуйского, чтобы один из офицеров на следующий день сопроводил его до Парижа. Они поедут верхом. До столицы легким галопом один день. Обернуться туда-обратно можно за три дня.
В очередной раз Жанна содрогнулась от ужаса. Не ринулся ли Жозеф в пасть волка? Она горячо молилась. Кормилица поила ее разными отварами: от одного из них, очень горького, она впала в сонливое состояние.
Но Жозеф вернулся в условленный срок. Он повидался с Сибуле. Никто его не пытал.
– Как же тогда?.. – спросила Жанна.
– Логика, – ответил Жозеф. – Люди из Сорбонны владеют ею не хуже нас. Известно, что мы связаны свойством с Феррандо Сассоферрато, которого в Страсбурге знают как одного из владельцев печатни. Равным образом известно, что в деле участвует Петер Шёффер, зять Фуста. Поскольку мастерская в Страсбурге оборудована недавно, а у Шёффера в Майнце имеется своя, они пришли к заключению, что для 'Труа-Кле' было использовано оборудование, находившееся в парижских ящиках. Да и сам я сказал Бастеру, что у меня доля в мастерской Страсбурга, а он, я в этом почти уверен, известил своих единомышленников в Париже. Мы действуем открыто, и ни для кого не секрет, что у нас есть печатня, которая приобрела сейчас очень важное значение.
– Но почему посланец Сорбонны пылал такой злобой к Франсуа? Почему назвал меня колдуньей, ведь это дело прошлое и меня полностью оправдали? Почему ректор университета желает мне зла? Все это означает, что преследование может в любой момент возобновиться!
– Здесь и в самом деле не все ясно, – согласился Жозеф. – Но позволь мне сказать тебе вот что: я очень сомневаюсь, что эти недобрые дела творятся по распоряжению Гийома Фише, ректора Сорбонны. Все, что я слышал о нем, доказывает, что это настоящий эрудит, поглощенный наукой, человек умный и снисходительный. Разве что у него было какое-то столкновение с тобой.
– Мне об этом неизвестно.
– Значит, есть кто-то еще, возможно, какой-нибудь регент затаил злобу против тебя. Но я бы не стал тревожиться сверх меры. Этот враг опасен, но не всемогущ, доказательством служит происшествие в Страсбурге.
– Нет ли способа выяснить это? – спросила она.
– Дай подумать. Один факт очевиден: несколько крупных городов Европы имеют свои печатни. А парижский университет, который мнит себя великим культурным центром, таковой не обладает. Понятно, что это раздражает клириков. Они надеялись заполучить бесплатно ящики Фуста, а когда ничего не получилось, пришли в ярость. Теперь они стремятся вернуть то, что считают своей добычей, которую у них отняли.
Через два дня Жозеф объявил Жанне, что уезжает в Страсбург. Она удивилась.
– Я попытаюсь найти ответ на вопрос, который тебя мучит, – сказал он.
Александра Люксембургского явно изумила просьба Жозефа.
– Ваше преосвященство позволит мне высказать предположение, что для борьбы со злом необходимо вскрыть его источник? – осведомился Жозеф. – Фалуа всего лишь выполнял приказ своего доверителя – человека, преисполненного злобы и готового на все. Мы с вами оба знаем, что это не может быть Гийом Фише. Следовательно, кто-то прячется за спиной прославленного ученого и, несомненно, прикрывается его именем. Тем самым он наносит ему ущерб, и интригана необходимо разоблачить.
Прелат улыбнулся.
– Я прочел ваши максимы, мессир де л'Эстуаль, и нахожу, что вы столь же мудры, сколь осторожны. Ваше предположение справедливо. Пусть будет так.
По приказу своего господина асессор написал под его диктовку распоряжение начальнику тюрьмы, позволявшее Жозефу де л'Эстуалю увидеться с узником Эмаром де Фалуа и переговорить с ним с глазу на глаз.
– Пытался ли он отправить кому-нибудь послание? – спросил Жозеф, прежде чем проститься с прелатом.
– Нет. Естественно, мы бы его перехватили, и я бы сказал вам об этом. Он покрывает своего доверителя.
Тюрьма находилась в двух шагах от резиденции архиепископа. Здание выглядело зловеще. Но кто видел веселую тюрьму? Жозеф с трудом подавил дрожь, когда двое стражников привели его в коридор, куда открывались двери казематов. В горле першило от запаха пота, мочи и плесени. Стражникам приказали открыть одну из дверей и не закрывать окошко, чтобы посетитель мог позвать их, когда захочет уйти.
Фалуа лежал на соломе, порыжевшей от сырости. У ног его стоял ночной горшок. На столе кувшин и пустая миска. Слабый свет просачивался сквозь высокое, забранное решеткой окно.
