Вечером от неистовых здравиц дрожали стены зданий гарнизона. На следующий день постоянные поставщики хозяйственной службы гарнизона узнали эту новость. Она незамедлительно распространилась за пределы Фив. Никто не умеет так быстро распространять новости, как зеленщики.
В тот вечер клиенты, пришедшие развлечься в «Милый дом», наткнулись на закрытую дверь. И в следующий вечер. И еще, и еще. Заведение открылось через неделю, под уже известной вывеской «Лотосы Мина». Почувствовав, что ветер поменялся в пользу властителя Мемфиса, бывший хозяин заведения Птапеседж, чья барка при загадочных обстоятельствах затонула, примчался в Фивы, чтобы взять реванш над своей соперницей. Найдя помещение пустым, он его захватил, не теряя времени.
Почуяв опасность и устав ощущать на себе судороги дворца, госпожа Несхатор отбыла в неизвестном направлении вместе с бесхвостой макакой, которая досталась ей от Шабаки. Некоторые клиенты пытались разузнать, куда она уехала, но напрасно: никто об этом ничего не знал, даже ее бывшие танцовщицы.
Она добралась на лодке до Авариса и оттуда, уже на торговом судне, отправилась в северную часть страны. Несколькими неделями позже одна недавно прибывшая в эти края госпожа открыла в Библосе, что на хеттской земле, дом танцев под названием «Улыбка Астарты». Богиня ей действительно улыбалась.
Очевидно, это была госпожа Несхатор.
Было похоже, что нетерпеливый Хоремхеб уже приступил к исполнению новых обязанностей. Каждое утро после того, как Хоремхеб въехал в помещение, принадлежавшее военным, Начальник конюшен Итшан видел, как конюх командующего приходит в восстановленные конюшни за лошадьми своего господина и командира Рамзеса и ведет их к хозяевам, которые отправлялись затем в гарнизон. Хоремхеб не изменил своих привычек даже после своего необычного назначения главнокомандующим армии.
Вновь этот человек относился к властителям страны, как к слугам.
Задетые такой бесцеремонностью, главы ведомств все же воздержались от того, чтобы противоречить ему. Хорошо знавшая своего бывшего супруга, Мутнехмет была права: Хоремхеб вел себя так, как если бы его назначение было всего лишь вопросом времени и простой формальностью. Вскоре он уведомил глав ведомств о том, что отныне они подчиняются ему. Он не был главой военного ведомства, но командовал всеми остальными.
Минуло тридцать дней с тех пор, как бальзамировщикам были переданы останки Ая. Приближенных царицы волновало то, что произойдет через четыре декады, когда бальзамирование будет завершено и саркофаги будут готовы. Все задавались вопросом, кто тогда возглавит траурную процессию, иными словами, кто публично объявит себя духовным наследником монарха? И буквально все, начиная с Усермона, размышляли над тем, не собирается ли Хоремхеб водить всех за нос до этого момента, чтобы тогда нанести сокрушительный удар.
Вряд ли раньше мог представиться ему случай. Через неделю после своей отставки командующий Анумес сообщил Усермону о том, что Хоремхеб пожелал, чтобы его наконец ввели в должность главнокомандующего. Первый советник предупредил царицу, и она повелела созвать глав ведомств.
Словно парализованные, обитатели дворца смотрели, как командующий в сопровождении двух командиров, одним из которых был Рамзес, проходил через парадную дверь дворца, после чего распорядитель церемоний побежал предупредить Уадха Менеха, и тот, встретив посетителя, пошел перед ним к парадной лестнице, ведущей к царскому кабинету. Главный распорядитель церемоний сообщил ее величеству и собравшимся в кабинете главам ведомств, что командующий Хоремхеб ожидает приема.
Усермон напомнил Анумесу: Хоремхеб может быть облечен властью, только если соблюдет все требуемые церемонии. Он должен опуститься на колени перед царицей, выразить ей свою безграничную преданность и не подниматься до тех пор, пока она не разрешит это сделать.
Вошел улыбающийся Хоремхеб, окинул взглядом место действия, направился к царице и, действительно, опустился перед нею на колени, затем произнес стандартные фразы о своей верности и по приглашению царицы поднялся. Его место было между Маху и Пертотом.
Он спокойно занял свое место, тогда как остальные были напряжены. Анкесенамон внимательно смотрела на него: ее все в нем отталкивало. Крестьянское телосложение, широкое плутоватое лицо, большие волосатые руки, массивные ноги, наглая уверенная ухмылка — он был воплощением грубой силы, противоположностью аристократической утонченности, которой она дышала с детских лет. Он принадлежал к другому миру.
Именно он заставлял сжечь живьем Итшана и утопить Нахтмина.
— Командующий, — сказал ему Усермон, — ее величество дает свое согласие на то, чтобы ты был назначен главнокомандующим армии и главой военного ведомства. Тебе разрешено принимать участие в заседаниях глав ведомств. Пожелание ее величества, которое для всех нас закон, заключается в том, чтобы ты сохранял верность трону, как того требует традиция.
— Я знаю эту традицию, и она мне кажется необходимой, — отозвался командующий.
Он снова стал на колени перед царицей.
— Клянусь Амоном служить трону с совершенной преданностью и защищать его всеми силами своей души и тела.
Всех это смутило. Значит, об этом военном у них сложилось превратное мнение? А он, как оказывается, человек достойный. Анкесенамон попросила его подняться. Он вновь сел на свое место и продолжил:
— Считаю за честь и счастлив сообщить ее величеству и главам ведомств о мерах, которые собираюсь предпринять, чтобы поднять на новый уровень возглавляемые мною армии. Армия Двух Земель является гарантом единства страны и расширения ее границ. Никто из здесь присутствующих, как я предполагаю, не желает больше видеть нашу страну униженной тем, что некоторые наши провинции вырваны у нас врагами и союзниками.
Это было открытое осуждение той политики, которой придерживались правители со времен Эхнатона и которая так и не была изменена последующими правителями. Анкесенамон понимала, что правомерность этой политики снова ставили под сомнение.
— Действительно, никто этого не желает, — парировала она. — Ты это обсудишь с Первым советником и казначеем.
Хоремхеб нагло посмотрел на нее, приняв затем простодушный вид.
— Коль уж мы заговорили о казначее, твое величество, — продолжил он насмешливым тоном. — Не кажется ли тебе странным то, что Майя находится в тюрьме по обвинению в дружеских отношениях с главнокомандующим?
Удар был жестоким.
То, на что указывал Хоремхеб, действительно было за пределами здравого смысла. Достаточно было начать процесс по делу Майи, и судей осмеяли бы. Теперь, когда Хоремхеб стал главой ведомства, трудно было обвинить его в бунте. Он мог бы ответить: «Если вы меня считаете предателем, почему тогда назначили на должность? Потому что испугались?»
Лицо Усермона стало цвета проваренного лука-порея. У Маху был вид помятого салата-латук. Пентью прикусил губу: он одобрил арест Майи, и, разумеется, тот его за это не поблагодарит. Только Пертот сохранял спокойствие.
— Командующий, — сказал он, — ты не можешь не знать, что многие люди в Фивах подозревали тебя в том, что ты готовишься к осаде города. Похоже, они были плохо информированы, и настоящее собрание это доказывает. Но все же это допускал главнокомандующий Нахтмин, который попросил об аресте Майи. Мы все рады тому, что подозрения относительно тебя оказались необоснованными. И я считаю, что, действительно, заточение казначея Майи теперь неправомерно. Я собираюсь обратиться к ее величеству с предложением освободить его без проведения судебного процесса.
Анкесенамон оценила умение Пертота огибать острые углы, соблюдая внешние приличия. Она заявила:
— Я оставляю решение за Первым советником.
Усермон выглядел не лучшим образом.
— Я думаю, что довод главы судебного ведомства благоразумен. Я собираюсь отдать приказ об освобождении казначея Майи.
