Но чашку, тем не менее, протянула. Незнакомец бросил на чашку сторожкий взгляд, ноздри его чуть расширились,
— Нет. Просто воды. Если нет дистиллированной — просто воды. Аш два о. Водопроводной. С примесями. Но лучше дистиллированной! Вы поняли меня?
Он впервые за это время произнес такой длинный монолог, состоящий из коротких,
Татьяна Федоровна вопросительно-удивленно посмотрела на меня и вдруг лицо ее исказила еще полностью не осознаваемая, но все же тревога. Нет, нет! Сейчас она поймет, запаникует, закричит…
— Да-да-да! — чуть было не закричал я сам — Дистиллированной, только дистиллированной! У нас ведь была бутыль?
— Так это ведь на складе! — проскулила Татьяна Федоровна и вдруг моментально обиделась. — Откуда я знала, что понадобится! До утра, что ли, не может подождать?
— Татьяна Федоровна! — прикрикнул я.
— Иду, иду! — нет, она все-таки в тот момент сильно обиделась, и даже почему-то больше на меня, чем на незнакомца. — Шляются, черти, на ночь глядя. Иди вот теперь… А зарплата всего восемьдесят рублев.
Как только за ней закрылась дверь, незнакомец неожиданно цепко схватился за мою правую руку. Да, в своих предположениях я не ошибся: хват у него был отменный, не ниже перворазрядника по борьбе. Боже мой, подумал я с удесятерившейся тоской, а если придется драться?
— Вы
Я откинулся на спинку стула, сунул левую руку в карман халата, нащупал чехол, в котором еще со студенческих времен, с тех самых времен, когда на Казанском сильно пошаливали гомики, гомосексуалисты, а у меня не было общежития и приходилось каждый день ездить домой, так вот с тех времен и появилась у меня привычка всюду носить с собой скальпель. Терпеть не могу поножовщины, но, похоже, начинается первый раунд, и голыми руками мне его не выиграть…
— Вы
Хватка вдруг ослабла, он моментально посерел, по всему лицу выступил обильный пот, и новая, еще более яростная судорога навалилась на него, начала ломать тело.
— А-а-а!
И новый фонтан рвоты ударил из его разодранного судорогой рта. На этот раз никакой флюоресценции не было напротив — рвотные массы были густыми и иссиня-черными, удивительно напоминавшими нефть. И опять я не успел ни в чем разобраться, как все начало дымиться, испаряться, исчезать…
— Да что сегодня с вами, Андрей Аркадьевич? — наплыл на меня откуда-то издалека знакомый, встревоженный голос. Кто это? И почему так болит голова?
Я с трудом открыл глаза. Стены, белый потолок. Шкаф. Рядом с моими глазами — дрожащее лицо Татьяны Федоровны. Ее глаза. Почему она так смотрит?
— Что с Вами, Андрей Аркадьевич? Заболели? Опять грипп привязался?
— Где этот?
— Да где ж ему быть! — в ее голосе опять появились нотки раздражения. — А уж воняет-то, господи, сил нет! Пьянчужка чертов! И чего ж только не жрут!
Да, Татьяна Федоровна была права: в «приемнике» опять стоял резкий запах эфира.
— Да осторожней! — это она уже незнакомцу. — Ишь, как горит-то! Ну, похмелись, похмелись!
Незнакомец жадно выхватил из ее руки мензурку, даже не выпил — бросил содержимое в рот, вздрогнул и отвратительно, не стесняясь, громко отрыгнулся. Да, ему стало полегче, даже отвратительные морщины на лице, казалось, немного расправились. Он откинулся к стене, закрыл глаза, начал тихонько подхрапывать.
— Уснул, что ли? — спросила Татьяна Федоровна.
— Уснул — ответил я, ни на секунду не сомневаясь, что он не спит. Конечно не спит. Я чувствовал, я каждой клеткой своего тела ощущал, что он внимательно следит за мной. Нет, это не больной. Кто — не знаю, но не больной. И потому надо немедленно сообщить Егорову. Легко сказать — «сообщить» Как! Он же своих закрытых глаз с меня не сводит! А что если… В общем, появился у меня один план…
Он словно угадал мои мысли, открыл глаза. В тех глазах было безумие.
— Еще! Еще дистиллированной! — потребовал он, не сводя с меня глаз. Ладно, подумал я, была не была…
— Значит, так! Татьяна Федоровна! У нас там воды мало…
Татьяна Федоровна открыла было рот, но я решительно перебил ее.
— Да, мало! Позвоните в аптеку. — Я сделал над собой усилие. — Да, в аптеку, Егорову! Скажите, чтобы привез немедленно!
Татьяна Федоровна не двигалась с места и смотрела на меня так, словно я вот тут же сошел с ума. Я и сам понимал, что разгадать мой замысел смог бы даже первоклассник: какая может быть аптека в пол- первого ночи! Да, конспирация моя была липовой, я уже приготовился к разоблачению, сжал в кармане скальпель, но — странное дело! — незнакомец на мои слова никак не прореагировал, во всяком случае — внешне, все так же сидел, привалившись спиной к стене и, казалось, опять впал в свой непонятный транс.
— Немедленно! Вы поняли меня, Татьяна Федоровна?
Медсестра открыла было рот, но я так посмотрел на нее… Как? А черт его знает — как! Главное, она тут же рот закрыла, как-то непонятно закаменела всем своим добродушным лицом и только тоненькая голубая жилка над ее правым глазом часто-часто запульсировала. Татьяна Федоровна, добродушная и ворчливая, умудренная прожитой жизнью и все равно недалекая, так вот Татьяна Федоровна, наконец,
— Хорошо, Андрей Аркадьевич — произнесла она спокойно, до того спокойно, словно находилась у постели тяжелого больного. — Все сделаю. Все, — подчеркнула она, — что вы сказали. Можно идти?
Я лишь слабо махнул рукой. Татьяна Федоровна степенно повернулась к двери и, так же не спеша, вышла в коридор. В последний момент все-таки не удержалась, оглянулась, и я увидел, что у нее мелко- мелко дрожит подбородок… Да, только бы Егоров был дома, только бы был! Если она сейчас дозвонится, то Егоров будет здесь минут через десять-двенадцать, тем более что совхозное начальство, наконец-то, раздобрилось и в прошлом месяце выделило старшему лейтенанту милиции, товарищу Егорову Николаю Ивановичу, женатому вторым браком, имеющему троих детей и застарелую язву желудка, совершенно новый «газик».
И тут меня пробил озноб. Это невозможно объяснить, но я понял, что этот
Наркоман, психбольной, рецедивист, теперь еще и телепат, — Мне вдруг стало, как говорит моя дочь, все по фигу. Разоблачен? Тем лучше! Значит, подошла пора раскрывать карты и перестать, притворяться! А если терять нечего, то пойдем-ка ва-банк!
— Кто вы? — спросил я напрямую — Откуда? Фамилия? Документы есть?
Он молча поднялся. Я тоже встал, напряг руку со скальпелем. Начинается последний раунд…
Нет, он повернулся ко мне спиной, неуверенно шагнул к двери на улицу.
— Куда же вы? — растерялся я. Ожидал нападения, а он — назад, в мороз, в темноту!
Он схватился за дверную ручку, потянул на себя. Дернул сильнее, потом еще, еще… Бесполезно. Я вспомнил, что Татьяна Федоровна то ли предусмотрительно, то ли случайно унесла с собой ключ. Незнакомец навалился на дверь плечом, зарычал от натуги. Какое там! «Дверные механизмы были