осторожно вытянул в его сторону треугольное ухо, чтобы лучше слышать. Люди там разные, есть умные и всезнающие, есть завистники и лжецы, но большинство все-таки хорошие люди, они руководствуются гуманными принципами и обязательно во что-то верят. Пусть в Бога, в высшие космические силы. А еще верят в победу разума и, самое главное, в человека.
— Не понимаю, — задумчиво произнес Октар. — Все верят в человека. Но ведь это же упадок! Вера, напрочь лишенная реальной базы. Это ведь как человек, прыгающий по тонкому льду. Не выдержал лед — и ты утонул.
— А зачем прыгать? Зачем топать ногами и сознательно тащить самого себя на дно? Я думаю, что если веришь в то, что считаешь идеалом, то наверное стремишься к тому, чтобы стать чем-то похожим.
— Глупости все это — вера в идеалы. Идеалы — утопия, а вера — бред. Все единоверцы похожи на слепцов, бредущих по дороге, которые не видят пути и даже не знают, куда идут.
— Это называется слепая вера. Сказали тебе — значит так оно и есть. А я тебе говорю совсем про другое.
— Не понимаю, для чего это нужно? И откуда она взялась?
— Милый, чтобы сказать тебе, откуда она взялась, мне надо тебе всю историю человеческую рассказывать. А она противоречива и утомительна.
— Тогда для чего эта твоя вера?
— Видимо, для того, чтобы… Ну… Даже не знаю, как тебе объяснить.
— Вот видишь. Ты даже сам не знаешь.
— Ты так ничего и не понял… — грустно вздохнул Михаил.
Он опять поймал себя на том, что смотрит на него, как на взрослого, и хочет разговаривать с ним, как со взрослым, спорить, доказывать. Ведь это же ребенок! Мелькающий источник постоянных хлопот и шума, которого распирает любопытство и нетерпение, который не может усидеть на месте и от него рябит в глазах. Или я сравниваю его с землянином?
Снаружи быстро темнело. Солнце, которого было здесь совсем мало, и вовсе исчезло. Ночной лес совершенно не походил на лес днем. Листья, широкие и тонкие, огромные и совсем коротышки, корчились в темноте, озарялись разноцветными огоньками светящихся насекомых и были очень похожи на горбатых многоногих уродов, выползших из душных каменных тисков подземных пещер, злых и голодных. То ли уроды казались злыми и голодными, то ли густые и непроходимые дебри подсознания разыгрались не на шутку и представили длинные круглые коридоры пещер. Пещеры располагались на огромной глубине. Ассоциации делали стенки пещер словно залитыми волнистой стекломассой, а с потолка свешивались корявые корни деревьев, и корни были похожи на ведьминские волосы.
Большая капля воды вернула Михаила в действительность. Наверху кто-то размашисто прыгал, ловко цепляясь конечностями, в кустах ползали твердые колючие призраки, совсем как в тренировочном зале на корабле.
Внизу кто-то громко рыкнул могучим горловым клокотанием, послышался звук ободранной коры и характерное царапанье когтей. Михаил с опаской выглянул вниз. В кромешной темноте ничего нельзя было разглядеть, но было ясно одно: кто-то большой и страшный медленно лез по дереву, легко обламывая ветки, лез на запах. Потом сильно хрустнул какой-то сучок, и животное, бесполезно держась когтями, полетело вниз, грузно шлепнулось и затихло.
Потом сверху свалился еще один зверь. Он сидел на корточках в десяти метрах от входа, по шерсти замкнутым светящимся контуром перебегало голубоватое мерцание, а вокруг глаз также переливались лиловые круги, сжимались в полоску и выпрямлялись, когда животное моргало. Михаил схватил карабин и выстрелил, пуля попала и скользнула по шерсти рикошетом, выбив искры, но не убила. В небе громыхнуло. Существо вздрогнуло и кануло в неизвестность, а по листьям уже шлепали первые капли, набирая силу. Потом все на секунду остановилось, и начался ливень.
Октар схватил посуду, раздал всем и крикнул:
— Подставляйте!
Он выскочил под дождь и выставил перед собой ореховое полушарие. Михаил и Яран сделали то же самое. Когда вода набралась до краев, они, мокрые, потянулись к очагу греться и сушиться. Михаил спросил:
— Зачем нам дождевая вода?
— Пейте, пейте, — сказал Октар и отпил из чашки. — У нас старики говорили, что первый дождь сезона — священный, и тому, кто выпьет его, будет сопутствовать удача и сила. А они нам с вами ох как понадобятся.
У воды был сладковатый привкус. После нее стало клонить ко сну. Яран улегся в самом дальнем конце и быстро заснул. Михаил лежал, завернувшись в одеяло, и смотрел на тающие угли. Как тогда, около озера. Малыш все устраивался внутри спального мешка и никак не мог успокоиться. Потом вылез из него и объяснил:
— Очень неудобно.
Михаил взял в руки анализатор, внимательно посмотрел на экран. В правом верхнем углу яркая картинка заставки по-прежнему сгибалась и сильно дрожала. Михаил вытащил из гнезда аккумулятор, разобрал корпус и раскрыл, как книгу, дощечки плат. Октар оказался прав. Настроечный конденсатор действительно окислился и сочился черной расплавленной массой. Михаил повернулся к Октару, требуя объяснений, но тот уже спал, сжавшись в комок и крепко сжимая рукой туго натянутый лук. Михаил стащил с себя одеяло, заботливо укрыл мальчика, а сам накинул на себя куртку.
Глава пятая. Снова чье-то присутствие
Яран в последний раз ударил по замку, и замок, крошась, вылетел из гнезда. Михаил слабо и неуверенно толкнул дверь, потом сильнее, потом навалился плечом, и тяжелая, толстая клепаная дверь, ужасно визжа многолетними сгнившими креплениями, медленно раскрылась и тяжко грохнула о стену. Лязгающее эхо пробило насквозь застарелую тишину крепостных башен и затерялось в подвалах нижних этажей.
В комнате было светло. Желтый чердачный свет проникал сюда сквозь круглые окна, забранные толстыми решетками, и кругами лежал на сильно пыльном и замусоренном полу. Стена с окнами была кирпичной, ободранной и до того старой, что, казалось, толкни ее — и она развалится. Михаил подошел к окну, ухватился за решетку, потянул — решетка с неожиданной легкостью оказалась в руке. Посыпался мусор. Михаил заглянул в освободившийся проем. Снаружи был внутренний дворик крепости, круглая коническая башня с одним оконцем и унылая длинная стена с обломанными зубчиками, за которой просматривался огромный черный лес. Через окна противоположной башни влетали и вылетали большие черные птицы, похожие на ворон, с карканьем усаживались на прутья решетки и неровно кружили над острой верхушкой.
— Я никогда раньше такого не видел, — сказал Октар и с любопытством погладил стену. Видимо, он не знал, что такое кирпичи.
— А ведь она сродни деревьям, — предположил Михаил. — По возрасту, а?
— Не знаю, — задумчиво проговорил Яран. Он придирчиво рассматривал потолок, размеренно топорща и разглаживая на затылке гребень пластинок, как попугай. — Но пыли и грязи здесь хватает.
— Странная архитектура, — произнес Михаил, ведя рукой по оконному кольцу. Затем посмотрел на ладонь. Ладонь была вся в мокрой кирпичной пыли.
— Чего тут странного? — угрюмо осведомился Октар. Он сидел в углу на корточках, сосредоточенно массируя в пальцах «лапу» пятнистой накидки, и с паучьим злорадством: «Сейчас, будет вам архитектура…» разглядывал по очереди Ярана и Михаила.
— Все это очень похоже на средневековый замок. На Земле. Чересчур похоже. Я бы даже сказал, копия.
— Чего же тут странного? — повторил Октар.
— Это похоже на совпадение, Миша? — Яран копался возле глубокой черной трещины, мучительно
