Она была уверена, что он пытается завоевать ее расположение, говоря, что откроет компанию, где все пилоты — женщины, и в других обстоятельствах она была бы ему признательна. Но сейчас все, что она услышала, было слово «Тэгги». Она сразу отпрянула от него.
— Победить в Тэгги? Да ты в своем уме? У меня нет никакого желания участвовать в этой гонке, а еще меньше — победить в ней.
— Почему? — спросил он прямо. — Ты лучший пилот в мире, лучше многих мужчин, и уж определенно лучше всякой другой женщины. Ты можешь обойти всякого. В последний год мужчина, победивший в Тэгги, не имел и половины твоего опыта или мастерства. Он был ничто в сравнении с тобой.
О небеса! Как приятно спорить, когда так очевидно поклонение героине. Особенно потому, что он сказал правду, — она знала это. Она однажды летала с победителем последней гонки Тэгги и недоумевала, есть ли у него лицензия на выпуск детских игрушек, не то что на собственный самолет. Он победил не мастерством, а везением.
— Я не собираюсь участвовать в этой гонке или в какой-нибудь еще, — ответила она и собралась уйти, резко повернувшись на пятках. Он поймал ее руку.
— Ну, почему, Джеки? Ты — лучший пилот в Америке, может быть — в мире, но в большой гонке участвовать не хочешь. Раньше ты ставила рекорды на дальность и скорость, а несколько лет назад перестала участвовать. Я думал, что это из-за нервов, но это не так — я видел, что нервы у тебя в порядке, так почему ты не хочешь участвовать в гонке и выиграть ее?
— Потому что я слишком стара, — сказала она быстро, желая хоть что-то ему ответить и прекратить разговор на эту тему. — У меня уже не такая быстрая реакция, как у более молодых, летающих сегодня. Я буду в бизнесе долго-долго, и…
— Ты мне лжешь. Почему?
Она просто ненавидела, когда люди не верят тому, что им говорят. Почему люди не могут сразу принять то, что говорят им другие? Почему он не может понять, что она слишком стара для полетов в этой проклятой гонке, и оставить домыслы?
— Мне не нравятся гонки, — ответила она. — Это бесполезная трата газолина, в котором нуждается наша страна. Когда другие люди голодают, пилоты участвуют в бессмысленном расточительстве. С годами ты поймешь, что деньги можно потратить на более нужное дело, чем гонки и другие штучки.
После этой небольшой речи Вильям фыркнул:
— Отсутствие денег в обращении — вот что плохо для американской экономики сейчас. Люди хранят свои сбережения, боясь их тратить. Что этой стране нужно, так это увеличить расходы. А гонки, наподобие Тэгги, доставляют удовольствие людям, находящимся в депрессии.
Он замолчал и посмотрел на нее так пристально, как будто желал заглянуть ей в душу. Когда же она отвернулась, пряча глаза, он взял ее за подбородок, повернув ее лицо так, чтобы встретиться с ней глазами.
— За этим еще что-то кроется… Почему ты не хочешь сказать правду?
Она сердито оттолкнула его, шагнув в темноту ночи, в черную тень старого магазина одежды, чтобы он не мог разглядеть ее глаз.
Глупо, думала она. Глупо чувствовать себя так плохо, разочаровав его. Много, много людей считают, что она должна участвовать в гонке и конкуренции, и она высмеивала эти предложения. Но у нее было необъяснимое желание поблагодарить Вильяма.
Собственные слова ее испугали:
— Зачем? Какое имеет значение, выиграю я какие-то гонки или нет?
Она с отвращением почувствовала жалобный тон в голосе. «Почему не полюбить меня такой, какая я есть?!» — хотелось крикнуть ей.
— Я хочу, чтобы о тебе помнили, — ответил он просто.
Не нужно быть гением, чтобы понять, что он имел в виду: книги по истории, напоминающие людям, кто сделал больше, лучше; кто летал выше, быстрее, дальше. Если Джеки перестанет ставить рекорды и побеждать в гонках, то все, что она сделала, умрет вместе с ней. Иногда она чувствовала гнев и даже зависть, читая, что какое-то ничтожество, у которого знаний в голове с мизинец, попадает в исторические книги, поставив несколько рекордов в авиации.
— Ты это обдумай, — сказал он ей и себе. Когда они возвращались, он глубоко вздохнул. — Ладно, прекращаю. На сегодняшний вечер, во всяком случае. Но не навсегда. А ты скажешь мне правду, если я…
— Что? — спросила она неожиданно тихо.
— Я вызову тебя на дуэль. — Даже в темноте она разглядела, как у него оживленно блеснули глаза. — Оружие выбираю я?
— Конечно, — ответил он тем же тоном, — все что хочешь: шпаги, пистолеты. — Он поднял брови. — Борьба.
— Самолеты, — сказала она. — Дуэль будет на самолетах.
Когда Вильям тяжко вздохнул, она не выдержала и захохотала.
Джеки и Вильям рассмеялись — их глаза встретились и они обнялись. А что может быть опаснее такого смеха? Смех намного сильнее всяких поцелуев. Вам удастся не влюбиться в мужчину, если единственное, что в нем привлекает — сексуальный интерес, но вы не устоите перед мужчиной, который вас рассмешит. Смеясь вместе с ним, невольно начинаешь мечтать о жизни с таким мужчиной, видящим ее светлые стороны и смеющимся, даже когда ожидаются неприятности.
— Ну, хватит, — сказала она мягко и, повернувшись, пошла к дому.
Он стоял, не двигаясь, и молча следил, как она от него уходит.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Спустя два дня, после еще одной бессонной ночи, Джеки осознала — ей нужно что-то предпринимать. Каждую ночь она ворочалась в постели, ежеминутно просыпаясь и прислушиваясь, не слышно ли Вильяма. Конечно, она понимала, что невозможно его услышать через два этажа, но это не имело значения. Она знала — он там, она ощущала его присутствие. Утром следующего дня, около трех часов пополудни, она проснулась и поговорила сама с собой. Ее вывод был таков: или ей надо уехать, или она спятит. Когда она была моложе, ей казалось, она всегда знала, почему поступает так или иначе и, если считала, что ее поведение основано на чем-то детском — вроде ревности или зависти — старалась это чувство обойти. Но с возрастом она стала мудрой и узнала, что такое человек.
По той или иной причине она знала, что должна от него избавиться. Предположим, Терри придет с визитом и обнаружит ее и Вильяма живущими в одном доме? Будь это Париж, она отбросила бы все, что занимает сейчас ее мысли, но в провинциальном непросвещенном Чендлере (штат Колорадо) тридцативосьмилетняя женщина не может выйти замуж за мужчину на десять лет моложе.
Можно не считаться с разницей в возрасте, но ведь Вильям толковал о Тэгги. Ей нужно это прекратить. У Вильяма глаза фанатика, благодетеля. Он добивается от нее победы в гонке чтобы ее имя вошло в историю. А с таким блеском в глазах он. видимо, готов сделать что-то абсурдное, вроде того, чтобы объявить в городке, что она собирается участвовать, надеясь переломить ее нежелание.
Джеки было не до меланхолии — она в это время наряжалась, хотя, по ее мнению, это было глупейшее дело в ее жизни, но все равно — наряжалась. Заполучить мужчину с деньгами и бизнесом, такого, как Вильям Монтгомери — сладкая мечта всякого пилота. Вильям не пытался затмить Джеки, не старался главенствовать в управлении их бизнесом. Ему только захотелось заложить фундамент и выполнять эту трудную работу по финансовой части. Каждый раз, обращаясь к Джеки, он говорил что-то вроде: «Я уверен, ты лучше знаешь».
Это раздражало. Но что в нем приводило в бешенство на самом деле — это то, что ей нравилось крутиться около него — медленно и осторожно. С Вильямом она стала чувствовать себя в безопасности — только этим все и объяснилось, по ее мнению.
В первый день он спросил, где она держит свои книги, и Джеки почувствовала раздражение, потому что решила, что он пытается попасть в ее спальню, где у нее была одна-единственная полка с книгами. Он же имел в виду расчетные книги, а для нее это было излишеством.
— Ах… — сказала она, и начала плести ему, как много разного народа в городке благодарны ей за перевозки багажа в Дэнвер и доставки грузов в Тринидад. Она сможет вспомнить даты полетов, их
