тотчас повернул обратно и самым коротким путем поспешил вернуться домой. Поскольку боковая дверь правого крыла вопреки моей уверенности оказалась запертой, я сделал довольно большой крюк, чтобы зайти через парадный подъезд. Дождь к этому времени уже прекратился, я сбавил шаг и, идя под самым домом, совершенно случайно поднял голову вверх, увидев, как тяжелая гардина комнаты с рыцарскими доспехами как-то странно резко пошевельнулась. Я готов был поклясться чем угодно, что в образовавшейся на какое-то мгновение щели мелькнули голубые космы Джонатана. Невольно остановившись, и стараясь представить себе что мог он делать в этой комнате, я простоял так не более минуты. Именно через это время стукнула тяжелая дверь главного подъезда и ко мне своей скованной походкой подошел старый слуга, распахнув над головой принесенный зонт. Пробурчав в ответ что-то невнятное, я медленно стал подниматься по ступенькам подъезда, до конца так и не осознавая того, что так меня поразило в этой, казалось, на первый взгляд совсем непримечательной сцене.
«Нет, ошибиться со временем я не мог, — с трудом удерживая туманную мысль, лихорадочно размышлял я, — но тогда получалось, что Джонатан, этот старый немощный старик всего за какую-то минуту прошел половину второго этажа, спустился по лестничному маршу, миновал весь первый этаж и успел, ко всему, прихватить зонт!»
Очевидная бессмыслица этого предположения не вызывала никаких сомнений, однако в таком случае всплывала еще более коварная и страшная мысль. Получалось, что Джонатан вообще не ходил ни по каким коридорам и находился в холле, в то время, как в комнате на втором этаже прятался кто-то другой! Тут меня, словно обдало ледяным ветром — если и был кто-то еще, то этот призрачный незнакомец, как и мой слуга, имел голубую окраску таких же длинных косматых волос.
Не вспомнить о голубом драконе на этот раз было просто невозможно. Столь в высшей степени тревожное происшествие уже тогда окончательно перечеркнуло все прежние колебания относительно намерения привлечь на свою сторону недоверчивого Френсиса Хьюза. Зная, что говорить с Джонатаном было бесполезно, я даже не стал намекать ему на странное покачивание шторы на втором этаже, и кое-как проведя невероятно богатую раздумьями бессонную ночь, с восходом солнца покинул поместье и отправился в путь.
Когда я наконец достиг мрачной хижины археолога, я уже не чувствовал от усталости ног, но то, что ждало меня впереди, окончательно лишила меня последних сил. Дверь дома оказалась запертой и сколько я не стучался, внутри ничего так и не выдавало присутствия живого человека. Хьюз, по всей видимости, был где-то на своих раскопках и поначалу я решился поискать его в хорошо знакомых мне местах. Однако, представив, сколько времени мне придется потратить на одну только дорогу к дальним оврагам, не имея к тому же никакой уверенности в том, что Хьюз предавался азарту кладоискательства именно там, я быстро отказался от этого замысла, и ведомый наивностью решил ждать.
Неспеша выкурив сигару, с нескрываемым любопытством я весьма дотошно обследовал окрестности жалкой лачуги археолога, столкнувшись с куда большим запустением и унынием, чем в своем новом имении. Даже днем здесь висела странная зеленоватая дымка, невероятным образом поглощавшая малейший звук и придававшая лежавшим в низине камням самые загадочные силуэты. Не за ними ли пряталась таинственная фигура, преследовавшая Хьюза до самого порога его дома? От этих воспоминаний, куда невольно добавился неизвестный мне образ глухонемой кухарки, чье появление можно было ожидать в любую минуту, я уже сейчас вдвое сократил намеченное время пребывания у запертых дверей. Когда солнце, высоко поднявшись над землей, заметно поглотило некоторую часть господствующих здесь мрачных цветов, я наконец понял, что совершенно зря проделал весь этот долгий путь. Ждать дальше было полностью бессмысленно: Френсис Хьюз, как он сам мне говорил, мог и на этот раз забыться и вернуться домой только с наступлением сумерек, и тогда мне предстояла весьма и весьма неприятная дорога назад.
Негодование по поводу того, что все мои столь многообещающие замыслы в один миг разбились о запертую дверь хижины археолога, казалось, вселило в меня новые силы, и на обратный путь я как-то незаметно затратил чуть ли не вдвое меньше времени. Подойдя к дому, как и в прошлый раз с тыльной стороны, я, будучи убежден что и сейчас дверь в торце правого крыла закрыта, сразу поспешил к главному подъезду. И можно только представить, что пронеслось у меня в голове, когда выйдя из-за угла, я увидел перед домом открытый экипаж,
Томимый острым предчувствием чего-то из ряда вон выходящего, я нерешительно стал подниматься по лестнице, немало встревоженный тем, что меня не встретил, как обычно, старый слуга. Уже отсюда я услышал доносившийся сверху чей-то на редкость знакомый женский голос, окончательно поставивший меня в тупик. Так, крадучись, я оказался на одной линии с дверным проемом и тут, конечности в один миг перестали слушаться меня и лишенный воли, я стал медленно пятиться назад. На диване сидела очаровательная мисс Дортон! И она, и стоявшая рядом служанка Сюзанна с таким величайшим вниманием и восторгом слушали неестественно веселого стряпчего Астона, что ни одна из женщин даже не заметила моего присутствия. Неизвестно, сколько бы еще времени, боясь сдвинуться с места, я простоял бы у дверей с недоверием заглядывая в гостиную, если бы меня не увидел старый Джонатан.
— Мисс Дортон и мистер Астон прибыли два часа назад, сэр.
— Благодарю вас, Джонатан, вы очень правильно сделали, что пригласили их именно сюда.
Я был настолько ошеломлен этой невероятной, не укладывающейся в голове реальностью, что поначалу, вероятно, произвел на присутствующих самое странное впечатление, с трудом связывая в речи отдельные фразы, и не зная, куда деть глаз. К моему счастью Астон еще долго и захватывающе описывал красоту здешних нетронутых мест, что и дало мне определенную возможность несколько, привыкнуть к тому, что все это происходило не во сне.
Не переставая восторгаться красноречию и убедительности, с которыми старый стряпчий вел свой рассказ, мисс Дортон мило улыбалась каждому отдельному его эпизоду, но от меня уже не могло уйти то, что все ее мысли витали где-то совсем в другой стороне. Мне стоило только встретить ее глаза, как я ловил эти преисполненные нежности и страсти легкие, чуть тревожные и застенчивые взгляды, именно такие, о которых я не переставал думать по ночам с самого первого дня нашего знакомства. Уже сейчас, стараясь не слушать о чем говорил Астон, я вновь предавался тому незабываемому состоянию блаженства и сладкой грусти, которое мне внушал запечатленный в душе и памяти навсегда образ юной леди. Мне стоило немного освоиться, как в какой-то миг были забыты все ранние обиды и страдания. Трепетные порывы воцарившейся в гостиной свежести и непревзойденной красоты сделали мое тело невесомым.
Вряд ли за все свое долгое существование старое поместье когда-либо видело такой блеск и неповторимое великолепие. На фоне потускневших гобеленов и неизвестно когда и кем написанных полотен, под тяжелыми сводами мрачного, изъеденного стариной потолка моя нежданная гостья казалась нежным молодым цветком, имевшим божественное, внеземное происхождение. Посматривая то на нее, то на неподалеку стоявшего Джонатана, я, казалось, видел перед собой две противоположные грани одного мира, восхищаясь радостью жизни и холодея от мысли о неизбежности ее последнего заката. Наверное только здесь, онемев от присутствия своего идеала, я начинал понимать что такое ужас и любовь — то, что я пережил и что позволило мне постигнуть самую глубокую и захватывающую тайну бытия.
Когда-старый Астон окончательно исчерпал все свои темы, я вновь стал испытывать заметную неловкость, причина которой во многом так и оставалась для меня непонятной. Я возлагал окончательную надежду на совместный ужин, однако невзирая на мое настойчивое предложение, стряпчий на этот раз не дал себя уговорить и, сославшись на необычайно важные дела, вскоре оставил меня в обществе дам. Его экипаж наделал столько грохота, что встревоженный тем, как бы у него не отвалилось колесо, я невольно подошел к окну. Повозка уже исчезла за углом дома, но я все продолжал стоять не шелохнувшись, как-то совершенно по другому взирая на огромный силуэт поющей скалы.
— Это и есть то, мисс Дортон, о чем только что говорил стряпчий, — не поворачивая головы, промолвил я. — Я уверен, что вам даже трудно представить какой захватывающий голос у этого каменного чуда, от которого содрогаются толстые стены дома. Вряд ли кому было и будет суждено кроме меня слышать нечто подобное.
Поскольку ответа не последовало, я невольно обернулся и тут увидел, что гостья стояла почти рядом со мной, смотря на меня так, будто грандиозной скалы, как и всего остального вокруг, просто не существовало. То, что мелькало в ее глазах своей неожиданностью и прямотой казалось самым трепетным сновидением, за один только миг которого я готов был отдать все. Сейчас, преодолев растерянность, мне достаточно было сделать только один встречный шаг, чтобы юная леди оказалась у меня в объятиях, но я,
