когда-нибудь наступит завтра и я увижу солнечный свет.
На следующий день я очнулся в своей постели от того, что кто-то настойчиво теребил кисть моей руки. Еще не понимая, где нахожусь и силясь вспомнить вчерашний день, казавшийся чем-то далеким и туманным, я с невероятным трудом поднял тяжелые веки, увидев рядом с собой верного Габриеля и доктора Гэлбрейта, который и разбудил меня прикосновением руки.
— Вот мы и проснулись, — тепло проговорил он, довольно потирая руки. — Я думаю, мистер Хугнер, теперь вы не станете отказываться от чашечки кофе и заодно полностью согласитесь со мной, что чрезмерное увлечение спиртным на фоне общей слабости организма весьма отрицательно влияет на мозг, иной раз подвергая его что называется ужасным потрясениям.
Ничего не ответив, я устало обвел глазами комнату и заметив, что на часах был полдень, с какой-то надеждой вопросительно посмотрел на слугу.
— Все ваши распоряжения, сэр, я выполнил еще вчера, — с готовностью ответил Габриель. — Смею напомнить, сэр, что через четыре часа вас посетит стряпчий сэра Роберта Хугнера.
Действуя из самых лучших побуждений, Габриель, как мне тогда показалось, решил до конца вогнать меня в могилу проклятым Стерлингом. Одно упоминание стряпчего вернуло меня к вчерашним ужасам, отчего грудь вновь стала надрываться от беспокойного биения сердца. Мне захотелось закрыть глаза и притвориться мертвым, лишь бы не слышать ничего вокруг, однако тут вмешался доктор, лилейный голос которого не только обратил меня к разуму, но и серьезно посеял недоверие в реальности всех вчерашних приключений.
— Я не ошибусь, сэр, если скажу, что причина вашего неважного самочувствия заключается в обилие самых невероятных и кошмарных сновидений, особый всплеск которых вы ощутили сегодняшней ночью. Не так ли?
— Все именно так, как вы говорите, доктор, — ответил я, сам не веря своим словам.
— Если вы хотите знать, милейший, мое мнение как друга и врача, то я целиком и полностью поддерживаю ваше намерение в самом скорейшем времени отправиться в ваши новые владения. Смена обстановки, как нельзя лучше, разгонит весь поток неприятных мыслей и, вспомните меня, вы никогда больше не испытаете таких ужасных ночей по той простой причине, что отпадет всякая необходимость поправлять настроение при помощи спиртного.
Рекомендация доктора Гэлбрейта действительно в довольно быстрые сроки позволили мне покинуть постель. Выпив приготовленный Габриелем кофе, я почувствовал себя намного лучше и уединился в биллиардную, где без труда убедил себя в правоте названной доктором причины столь кошмарной ночи. Для еще большей убедительности, набравшись смелости, и несколько раз прошелся под портретом Джеймса Хугнера, так и не найдя на нем ни единого заметного следа каких-нибудь изменений. Светлый солнечный день в свою очередь также поднял настроение, и все же на моей душе было тревожно. Уже почти согласившись с намерением своего брата, я больше всего желал перенести визит в Стерлинг на ближайшие времена и теперь полностью уверен, что только невероятная слабость и разбитость после ужасов ночи лишили меня всякого сопротивления судьбе. Еще раз вспомнив величие и знатность своего рода, представив милое обличив дорогой мисс Дортон, я тотчас принял решение отправиться к месту нового владения уже через несколько часов.
Как и следовало ожидать, Астон отличался особой пунктуальностью и появился в гостиной в тот самый момент, когда часы на стене пробили четыре. Мое решение, как я заметил, совершенно не повлияло на его настроение, никак не избавив старика от угрюмости и суеты. Теперь я уже не могу вспомнить подробно те последние часы, проведенные в стенах родного дома. В невероятной суматохе, переплетенной с ожиданием загадочной неизвестности, я умудрился начисто забыть дать Габриелю добрую половину необходимых указаний и, полностью переключив внимание на стряпчего Астона, покинул дом так, будто с этого момента он вообще переставал для меня существовать. Поистине, я жил только скорейшим разговором с посланцем «Поющего Камня», уже сейчас продумывая в голове очередность наиболее интересовавших меня вопросов.
Как пылал я надеждой, и как быстро угасло ее пламя! За всю долгую дорогу в купе первого класса Астон оказался совершенно глухим к моему безмерному любопытству, постоянно копошась в своем пухлом саквояже и не обращая на себя никакого внимания. Из рассудительного и серьезного человека он за какие- то часы превратился в моих глазах настоящее чудовище, способное на самую неожиданную и коварную выходку. Признаюсь, в эти минуты страшной растерянности я. как никогда близко, ощутил зловещее дыхание еще далекого и незнакомого Стерлинга, исходящее даже от старомодной одежды тамошнего стряпчего. Поняв бессмысленность и унизительность всех попыток завести разговор, я демонстративно отвернулся к окошку и с самым унылым видом уставился вдаль, туда, где на фоне слегка голубоватого неба таинственно проступали силуэты легендарных, покрытых странной дымкой сизого тумана величественных горных массивов.
Только за несколько десятков миль до конечного пункта нашей поездки Астон соизволил обратиться ко мне, наконец отложив свой проклятый саквояж.
— На станции, сэр, вас будет ждать экипаж, так что через каких-нибудь два часа вы сможете пожать руку сэру Роберту.
— Прекрасно и восхитительно сделать это глубокой ночью, — зло процедил я, что, впрочем, прошло мимо стряпчего.
Должен отметить, что именно тут они превратился на глазах в совсем иного человека. Старик весьма пространно принялся знакомить меня с прекрасными видами здешних мест, хотя подступавшая тревожная озабоченность сделала для меня все это излишним, с каким-то ужасом, грустью и тоской смотрел я на неказистые станционные постройки, за которыми кроме нескольких нарядных домишек было только небо, пустыри и вездесущие скалы. К моему счастью солнце еще не ушло за горизонт и здесь действительно по- своему было мило и тихо, но я никак не мог отделаться от представления унылой дождливой погоды, когда эти места, вероятно, на всем, своем бескрайнем протяжении превращались в безжизненные, гиблые пустыни я мрачными пейзажами потустороннего мира.
На смену более чем утомительной поездке в поезде пришло не менее неприятное путешествие в открытом экипаже, скрип которого на протяжении всего пути поразительно сливался в наводящую тоску грустную мелодию, уже сейчас ставшую для меня своеобразным гимном здешних безжизненных мест. От необычайной тряски на постоянных ямах и бугорках у меня до того разболелась голова, что я даже толком не заметил, как последние постройки остались позади и мы оказались в центре необычайного ландшафта, в один миг сразившего меня своей природной дикостью и великолепием. По обе стороны бегущей по небольшой возвышенности пыльной дороги раскинулись безбрежные холмистые пустоши, где единственными хозяевами были лишь одинокие стройные деревья, чьи кроны заботливо укрывали выросшие на фоне неба темно-фиолетовые громады скал. Кое-где таинственно поблескивали зеркала маленьких водоемов, наводивших здесь редкий и необычайный для горожанина запах свежести. Иногда на пути попадались скромные следы деятельности местных жителей, но и они, представленные в виде одиноких скирд и видневшихся вдалеке пасек, только дополняли здешние картины еще большим колоритом и глубиной.
Когда солнце уже почти ушло за впечатляющие очертания безмолвных седых гор, но правую сторону дороги неожиданно замаячила какая-то древняя каменная изгородь, то разрушенная до самого основания, то поросшая редкими кустами и травой, то такая высокая, что прятала за собой даже отдельные холмы. Сколько мы ни ехали, этому странному сооружению, казалось, не было конца, что просто не могло удержать меня от любопытства.
— Все, что вы видите, сэр, относится к временам римского владычества, — гордо ответил стряпчий, смешно обводя окрестности своей рукой, — и вообще, смею вас заверить, здесь имеется бесконечное множество того, что никогда не станет доступным жителю шумных и суетливых городов. Еще немного терпения, сэр, и перед вашим взором предстанет легендарный поющий камень, близость которого и определила название старого Поместья. Клянусь, подобное чудо вы не сыщете больше нигде на свете.
Не знаю почему, но я настолько был поглощен древними развалинами, что совершенно пропустил упоминание о камне мимо ушей, даже не удосужившись предположить, что он мог из себя представлять. Высота каменной кладки, между тем, вскоре достигла наивысшей точки, закрыв окончательно собой весь вид. Невольно создавалось впечатление, что конца ей не будет никогда, но тут-то я и понял всю
