Полицейские бегом подкатили широкую лестницу к птице Гоа, конец ее подали прямо под наши йоги. Едва мы с Микусом ступили на нее, как полицейские начали торопливо делать в нашу сторону пассы. Тотчас какая-то сила осторожно понесла меня вниз по ступеням и я потрясенно ахнул:
— Вот что значит коммунизм!
Когда мы спустились на землю, ко мне подошел офицер месмерической полиции и, заботливо чистя мой комбинезон щеточкой, участливо спросил:
— Какой вес хотите принять?
Я в недоумении пожал плечами и обернулся к Микусу, который смеясь, сказал:
— Соглашайся на ноль.
И я согласился. Меня и Микуса плотно окружили полицейские, они дружно сделали пассы в нашу сторону. Я взлетел на воздух, рядом грациозно делал воздушные петли мой приятель. Я тоже раскинул руки и, смеясь, начал выделывать круги и восьмерки, а внизу за нами бежали полицейские и отчаянно махали руками.
Неведомая сила повлекла нас с Микусом к подъезду ближайшего небоскреба. Мы влетели в двери и оказались в руках улыбчивых и необычайно прелестных девушек в белых халатах. Микус значительно поднял палец вверх.
— По землянски — это вытрезвиловка.
И добавил, что перед нами роботэссы — я был разочарован. Не успел я бросить любопытный взгляд по сторонам, как ловкие руки роботэсс быстро стянули с меня центаврийсккй комбинезон и вот уже чьи-то прохладные пальчики опустились на пояс моих плавок. Я отступил назад и протестующе взмахнул руками.
— Нет!
Ко мне подошел Микус уже совершенно без одежды и с укором в голосе сказал:
— Стыдно, Евгений, стыдно, — он покачал головой и ласково добавил, — это не скромно.
Через минуту я лежал на столе. Надо мной вверху загорелся приятный зеленый свет, мне вдруг захотелось спать, я сладко потянулся и уснул.
А когда проснулся, то обратил внимание на то, что я уже был одет и сидел в кресле рядом с Микусом в каком-то зале перед трибуной, за которой возвышался хрупкий человек в черной звездной мантии, а в левой от меня стороне, в ложе, сидели Орнелла и Циркон и внимательно смотрели на меня.
Разумеется мне, землянину, все то, что происходило у меня на глазах казалось настолько нереальным, что я принимал этот мир за милую сказку, однако я быстро заметил различие между центаврами и цыплятусианцами. Центавры более крупные, особенно их женщины, более крепкие физически и менее вежливые, чем цыплятусианцы уже не казались здесь на Циплятус верхом развития человеческого разума. И если бы я хотел выбрать место жительства в этой Вселенной, то я бы остановил свой выбор на планете Циплятус.
Так я думал, сидя в кресле в зале парламента. Человек за столом обратил ко мне свое доброе, утонченное лицо и с обаятельной улыбкой слегка кивнул головой.
— Вы, Евгений, теперь являетесь гражданином нашей планеты, — он вынул из стола толстую книгу и показал какую-то страницу. — На основании этой статьи, любой гражданин любой планеты, совершивший преступление на Цыплятус — автоматически становится гражданином Цыплятус.
— Но я не совершал преступления, — ответил я миролюбиво.
Председатель успокаивающе покачал в мою сторону рукой и обратился к Микусу.
— Вы согласны, товарищ Микус, с тем, что совершили преступление?
— Да.
— А вы согласны отбывать наказание на безлюдной планете в течении пятнадцати суток?
Микус счастливо улыбнулся и радостно вскочил с кресла.
— О, да!
Председатель смущенно пожал плечами.
— Мне так неловко наказывать, но закон есть закон.
И он с глубоким вздохом развел руками в стороны. Микус воскликнул:
— О, нет, я счастлив… Счастлив!
Председатель облегченно перевел дух и с грустью в голосе сказал:
— Микус, поверьте — мне так трудно было решиться объявить вам наказание — я в душе содрогаюсь от предчувствия того неудобства, которое вас ждет на безлюдной планете…
Он прижал пальцем кнопку на столе, и мой приятель Микус мгновенно растворился в воздухе, а председатель вынул из кармана мантии платок и, отвернувшись от зала долго сморкался, причем его худенькие плечи вздрагивали и мне показалось, что он плакал, хотя вполне возможно я ошибался, потому что мне трудно было судить о нравах незнакомой цивилизации. Но когда председатель развернулся, то я заметил, что его глаза сильно покраснели. Он глубоко вздохнул и прерывистым голосом обратился ко мне, с трудом улыбаясь тонкими губами:
— Вы, Евгений, согласны с тем, что совершили тяжкое преступление?
Я так и ахнул — тяжкое преступление?!
Удивленный я пожал плечами и указал на Орнеллу и Циркона.
— Да я не совершал преступление — они были рядом и могут вам это сказать.
Председатель открыл рот и откинулся на спинку кресла и несколько секунд смотрел на меня растерянно хлопая глазами, наконец он дрожащей рукой смахнул капли пота со лба и снова спросил:
— Вы, Евгений, согласны с тем, что совершили преступление?
Честно говоря, мне было жалко этого человека, который почему-то сильно расстроился, но вообще- то я человек принципиальный и согласиться с тем, что я не делал — я не могу, даже если от этого кому-то станет плохо, поэтому я снова пожал плечами и указал на Орнеллу и Циркона.
— Да вы спросите этих товарищей — они были рядом со мной.
Председатель кисло улыбнулся и вынул из стола бумажку.
— Птица Гоа оставила свидетельские показания, в которых утверждает, что «…пролетая над районом старого космодрома я увидела землянина, который лежал на земле и силился подняться на ноги, но его рассудок был помрачен большой дозой водус, что полностью нарушило психомоторные связи коры головного мозга…»
Я вскочил с кресла и крикнул:
— Это было не так!
В это время с правой от меня стороны распахнулась дверь и в зал стремительно вбежали два месмерических полицейских. Они остановились против меня и начали делать пассы — в моей душе мгновенно наступило спокойствие, я улыбнулся и сел в кресло.
Полицейские покинули зал. Председатель меж тем ласково продолжал:
— Евгений, вы согласны с тем, что лежали на земле?
— Да, согласен.
— А почему вы лежали на земле?
— Курица ваша сбила меня с ног.
Председатель вздохнул и отер платком потный лоб и указал на листок бумаги.
— Но, Евгений, здесь говорится, что вы уже лежали на земле, когда появилась птица Гоа.
Я возмущенно вскочил, но сказать ничего не успел, потому что вновь появились полицейские и быстрыми пассами усадили меня в кресло, и я уже спокойно ответил:
— Да как вы можете верить какой-то курице?
Председатель изумленно всплеснул руками и наверное целую минуту перекладывал с места на место книги на столе перед собой. Я заметил, что у него трясутся губы и мне стало неловко — я решил помалкивать. К тому же я сердился на Орнеллу: неужели не может сказать, что я не пил водус?
Я опустил голову и начал говорить себе: молчи, молчи, молчи.
Председатель между тем сказал:
— У меня нет прямых доказательств того, что вы, Евгений, были опьянены водус в тот момент, когда появилась птица Гоа, но вы вели себя как человек в сильнейшей степени ослабленный этим напитком: вы не могли подняться с земли, вы несколько раз ударили по голове птицу Гоа румпелем старого корабля…
