Он повернулся так, что массивное кресло крякнуло под ним, посадил Жаклин на колени, целовал еще влажные глаза, губы, шею, грудь, потом поднял ее и понес… легко как ребенка.
Салон Жаклин процветал. Открылись филиалы в Нанте, Лионе и в Швейцарии — в Берне. Неожиданно пришла удача и к Андрею. Из далекой земли пращуров — России пришло письмо от издательства «Наука», в котором господину Ижелю предлагалось издать на русском языке его монографию о Лермонтове. Андрей ответил мгновенно, как будто только этого предложения и ждал. Единственным условием, поставленным им и несколько удивившем издателей, было желание автора самому перевести монографию на русский язык. Когда же в издательстве получили перевод, все стало понятно. Это был не столько перевод, сколько, по существу, новая книга, более глубокая и интересная. Так Андрей первый раз попал в Россию. Вернулся он, как показалось Алексею, каким-то притихшим, словно большая глубокая мысль начала созревать в нем и он вслушивался и всматривался в нее осторожно и тихо, боясь ее спугнуть. Потом прибыл из Москвы его багаж — несколько десятков книг. Жаклин, внутренне гордясь мужем, небрежно говорила своей гимназической подруге: — Мало ему наших, ты бы видела, сколько он притащил этих книг из России! Слава богу, что на этом трудно разориться.
Братья близнецы, они были внешне очень похожи, но по характеру отличались сильно. Однако, это различие, как ни странно, их только сближало. Они часто ловили себя на том, что думали и начинали говорить синхронно. Сначала это их забавляло и было предметом шуток. Потом стало привычным. У них даже выработался особый молчаливый ответ одними глазами: «И я так подумал». Детские и юношеские годы прошли, а взаимопонимание без слов и молчаливый ответ они сберегли на все последующие годы. Но жизнь есть жизнь, и, хотя жили они в одном городе, их встречи становились все реже и реже. Но все же пять раз в год они встречались непременно: в день своего рождения, дни рождения и смерти матери и отца. Каждый раз эти встречи заканчивались долгими неторопливыми разговорами наедине, и Алексею казалось, что он узнавал за это время гораздо больше, чем слышал. Наверное, это казалось.
В предпоследнюю встречу, это было в день их рождения, в сырое декабрьское ненастье, они, прихватив со стола бутылку хереса, поднялись в кабинет Андрея. Внизу гости еще не разошлись. Жаклин угощала их чаем из настоящего тульского самовара с ореховым тортом, который испекла сама. Самовар разжигали на балконе. Он долго не разгорался и Андрей изрядно промерз, чтобы согреться он «хлопнул» фужер хереса, Алексей — чуть пригубил. Говорил в основном Андрей. Рассказывал о своей третьей поездке в Россию. Он был там в качестве гостя на съезде писателей. Сам съезд ему не понравился. Любят там заседания, речи и прочую протокольную мишуру. К чему все эти длинные рассуждения о формировании молодого писательского поколения, о внимательном и чутком отношении к нему? Если есть талант, он вырастет и сформируется. Если нет таланта, то сколько ни выращивай, ни формируй… Кто формировал Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Толстого, Чехова? (Эти имена Андрей всегда произносил с нескрываемым удовольствием). Все это — глупость казенная, но не на пустом месте она выросла. Там гораздо больше, чем здесь, у нас, размышляют о душе человеческой и о том, что же это такое — человек и для чего он. Поэтому писателям и художникам там особое место. А раз так, то тянется к этому особому месту серость пройдошная делать свой бизнес. И затягивается живое дело цепкой бюрократической паутиной. Но есть и таланты, есть. Не оскудела земля русская. Хоть и тяжело им теперь, но когда и где было легко талантливому человеку? А здесь у нас истинному таланту легко? Здесь хорошо тем, у кого зубы острые, да локти крепкие, да кого совестью господь не обременил. Там, в России я слышал такой каламбур: У него нет совести, что ему еще надо?
— Да, — улыбнулся Алексей, — если жив народный юмор, значит и народ не умер.
— Ба! Да ты, Алеша, стихами заговорил. — Они рассмеялись: — Ну, а уж раз о стихах речь зашла: открыл я для себя там настоящего поэта, только его время, видно, еще впереди. Как и всем талантам и ему досталось, отбыл свой срок. Вот послушай:
— Это — Заболоцкий. Я привез его книжку, хочешь почитать?
— Потом, как-нибудь.
— Да не будет у тебя этого «потом». Ты и живопись давно забросил. В суете бизнеса совсем потонул ты, Алеша. Тебе спасательный круг нужен, точнее — берег.
— Может быть, залив? — усмехнулся Алексей — Уж не женить ли ты меня собрался?
— Давно пора тебе, старый пень! Уж я на свадьбе погулял бы, отвел бы душеньку.
Алексей слушал брата, и почти с самого начала разговора ему казалось, что тот думает о чем-то другом, более важном и значительном для него сейчас. А что было для Андрея важнее литературы?
Андрей снова вернулся к своей поездке в Россию. Алексей молча слушал и думал: «Счастливчик, может заниматься тем, что любит. А если бы не подвернулась Жаклин? Нет, тут я не прав. Изначально мы пошли разными тропинками; я сразу стал делать деньги, а он их добывал по минимуму только для того, чтобы заниматься любимым делом. Да и я сам помогал ему чем мог, поддерживал этот огонек, а свой в себе погасил, как недокуренную сигарету. Кто знает, а ведь из меня мог бы получиться живописец или скульптор».
Андрей умолк, сделал пару глотков вина.
— Алеша, как ты думаешь, психическая энергия существует? — вдруг спросил он.
Это было так неожиданно, так не связано с предыдущим, что Алексей растерялся.
— Какая энергия?
— Психическая, духовная.
— Может быть… наверное… я не задумывался.
— Существует — уверенно поддержал самого себя Андрей, Они молчали, каждый думал о своем. Алексей не мог понять, откуда так неожиданно возник этот вопрос. Впрочем, так ли неожиданно? Они оба закончили один политехнический колледж, но Андрей «неожиданно» увлекся литературными исследованиями. Литературовед — дразнил его брат. Теперь «неожиданно» от литературы его качнуло в какую-то метафизику.
Молчание прервал Андрей.
— Тебе никогда не казалось странным, что в некоторых областях человеческих знаний есть непостижимые провалы. Логично ли это? Мы осваиваем космос, побывали на Луне, знаем строение клетки, атома, умеем расщеплять атом и управлять жизнью клетки и даже синтезировать новые. Но разве на таком же уровне мы можем что-нибудь сказать о сознании человека, о человеческой мысли, законах ее движения, ее энергетике? Ты можешь возразить — а парапсихология? Весьма наукообразная штука. Этим хорошо прикрывается то, интерес к чему разгорается и гаснет строго периодически — некоторый легкий колебательный процесс с нулевым средним уровнем. Разгорается он естественно, а вот гасится искусственно: каждый раз для этого находятся «видные ученые с мировым именем».
Он снова замолчал. Неяркий свет настольной лампы освещал половину его лица, резко вычерчивая складку между бровей. Алексей смотрел на брата и думал о себе, что и он, наверное, тоже здорово постарел, но седых волос у него меньше. Отчего брат так рано поседел при его, казалось бы, беспечальной жизни?
Андрей качнул серебряной головой.
— Нет, это нелогично и неестественно. Это результат направленных усилий.
— Чьих же? — удивился Алексей.
— Чьих? — Андрей поднял голову и посмотрел брату прямо в глаза. — Чьих! В этом все дело, — ухмыльнулся он и, помедлив, — видимо тех, кому это выгодно, может быть даже необходимо.
