— Бред! Чертовщина какая-то! — Некрасов тоже налил себе водки. — Вы что-нибудь понимаете, господин комендант?
— К сожалению, — комендант осушил бокал, встал из-за стола. — С этими тремя все ясно! Но вы-то, братцы, как попались на удочку этой троицы? — Перов указал на Бурковского. — Завтра утром половина из вас отплыла бы в Россию, срок вашей каторги закончился, вас ждала свобода. А теперь — виселица! Кому вы доверились, братцы? — комендант ткнул в звероподобного Рогозина. — Душегубу Рогозину? Малинину? — Перов перевел взгляд на Малинина, который вновь продолжал издевательски ухмыляться. — Кровавому разбойнику с большой дороги?
— Но-но, ты! — вмиг сбросив улыбку, зло цыкнул Малинин.
— Не сметь мне тыкать, хам! — стукнул кулаком по столу комендант.
Как раз в эту секунду в гостиную вбежал заспанный всклокоченный мальчик, протиснулся к столу.
— Папа, что это? Что им надо?
— Спокойно, сынок, — комендант пытался говорить как бы добродушно. — Иди, Петруша милый. Иди спать. Я скоро приду.
— Иди-иди, барин! — огромный цыганистого вида арестант подхватил мальчика, потащил к выходу.
— Как ты смеешь? — кричал, извиваясь, Петя. — Немедленно отпусти!
— Без тебя, барин, разберутся, — лохматый мужик впихнул мальчика в чулан, звякнул засовом.
24 июля. 1 час. 24 мин.
Горели северные звезды. На палубе скучали два вахтенных матроса.
— А вот отчего, скажи мне, — спросил вахтенный Ермолай, — отчего почти во всех судах нашего русского флота — все, как ни есть немцы? Или еще того пуще — голландцы?
— То еще от Петра пошло, — рассудил вахтенный Василий. — А что, тебе от иноземцев плохо, покажи? Возьмем нашего Вольфа. Справедливый мужик, самостоятельный. Грех жаловаться.
— Водочку сейчас поди пьет с Некрасовым за наше здоровье, — вздохнул Ермолай.
— Святое дело… — так же тяжело вздохнул Василий.
24 июля. 1 час. 45 мин.
— Если вы, господин комендант, полагаете, что мы сейчас пустим вам пулю в лоб, то заблуждаетесь, — принимая из рук коменданта пистолет, сказал Бурковский. — Вас будут судить завтра. По закону совести и чести.
— Скот! Шляхта недобитая! — сидящий за столом помощник капитана Егор Васюков вскинул пистолет. Но выстрелить не успел. Рогозин подтолкнул его под руку. Раздавшийся выстрел опалил его бороду, пуля проделала в потолке дырку. Рогозин ударил Васюкова в скулу, тот рухнул, выронив оружие.
Все произошло так быстро и неожиданно, что сидящие за столом оцепенели, потом вскочили. Стол опрокинулся.
Некрасов успел подхватить подсвечник и метнуть его в Малинина. Тот увернулся и ударил Некрасова сапогом в живот. Некрасов опустился на колени, изо рта потекла струйка крови.
Комендант отскочил к камину, за ним — Бурковский. Перов выхватил из камина полено — оно было наполовину схвачено пламенем. Полено горело, металось в дрожащих руках. Комендант орудовал факелом, как шпагой.
— Образумьтесь, Алексей Иваныч! — подняв пистолет, отступил Бурковский. — Не хочу брать грех на душу! Вы проиграли!
— Врешь, подлец! Русские офицеры не проигрывают!
Комендант неожиданно с подлинным фехтовальным умением ткнул горящее полено в лицо Бурковскому. Тот отпрянул и выстрелил.
Перов пошатнулся, факел выпал из его рук Он сделал шаг навстречу Бурковскому.
— Будь ты проклят, шляхтич! — и упал навзничь с выражением печали в открытых глазах. Из раны на голове торчала раздробленная кость.
— Гадина! — к Бурковскому подскочил унтер офицер Архип Андронов и ударил, целя в челюсть. Это был искусный удар! И все грациозное, сухощавое тело нападающего в стремительном развороте молниеносно устремилось за его рукой. Бурковский не то чтобы полностью уклонился от удара, он только быстро повернул голову влево и чуть отшатнулся. Кулак Андронова скользнул почти вхолостую по подбородку. И когда кулак пронесся мимо лица, Бурковский поймал, руку, сжал запястье и резко дернул на себя, а правой рукой толкнул противника в локоть. И услышал, как сухо и резко хрустнул сустав.
Раздался оглушительный крик!
Бурковский продолжал нажимать на локоть врага, следуя за его телом, изогнувшимся под прямым углом к полу.
— Ладно, чего там! — подоспел Рогозин. — Лежачих не бьют!
24 июля. 3 час. 15 мин.
И прибывшие на полуостров, и местные господа офицеры лежали, связанные в дальнем углу гостиной. Подле них хлопотали барышни — перебинтовывали, поили из уцелевших хрустальных бокалов.
— Так и не привелось нам сплясать с тобой мазурку! — капитан Вольф с перевязанной головой, сидя на полу, изловчившись поцеловал склонившуюся над ним пухленькую Танюшу.
Бывшие узники и солдаты, водрузив стол на место, сгрудившись в тесную кучку, разлили, перекрестились и молча выпили водку.
Бурковский поставил бокал, перешагнул через убитого коменданта, подошел к камину.
Долго смотрел на кивающего китайского болванчика, на губах которого застыла тонкая змеиная улыбка…
24 июля. 3 часа 23 мин.
Осторожно отодвинулась щеколда, и чей-то голос позвал шепотом в темноту:
— Барин… Петр Алексеич… Слышь, барин?.. В проеме показалось бледное лицо Пети.
— Василий?
— Тихо, тихо… — торопливо шепнул заросший мужик в малахае — тот, что запирал Петю. — Бежать надо, барин… Нельзя тут… Прибьют!..
— Где отец?
— Нету батюшки… Царствие небесное…
— Кто?! — Петя схватил мужика за плечи.
— Да энтот… главный у них…
— Бурковский?
— Он… изверг… Дул сильный ветер.
Волны глухо бились о берег. Удар — затем недолгая пауза.
На короткий миг море, уходя с шуршанием, тащило за собой гальку, мертвые водоросли…
Но вот из сумрака — новый вал. Опять удар — водяная глыба вновь обрушивается на берег.
И так — бесконечно. Удар… Пауза… Удар… Беспрестанное единоборство водной стихии и земной тверди.
Петя брел по берегу, по окаменевшему лицу текли слезы. За ним бесшумно следовал мужик в малахае. Неожиданно Петя остановился.
— Мне нужно на корабль. Немедленно!
— Господь с вами, барин! Эти супостаты завтра и туда доберутся!
— Дай нож.
— Петр Алексеич, голубчик! Христа ради прошу! Не надо! Я за Вас батюшке Вашему слово давал!
— Ты ж меня знаешь, Василий! Нож! Это приказ! Василий вытащил из сапога нож.
