— Чем торгуешь-то, Маечка — рубашечка-комбинашечка? Сплошная латынь на этикетках…
Майка зашла за прилавок и, прежде чем ответить, принялась плакаться на судьбу-злодейку.
— Тебе, как одному из многих близких, скажу откровенно. Хоть и приняли в «Саркофаг», да видно не ко двору пришлась, кому-то неугодная. Может, старею?… Поставили в самый задрипанный отдел. Покупают единицы, да и то, после назначения свидания. Может вы выручите, возьмете что-нибудь, а то — труба с планом. Вот: настойка совести, честь в большом ассортименте, удобна в употреблении, в пилюлях. Имеется и верность, но — по отдельному рецепту. А самый ходкий товар — это экстракт любви… Тоже не надо? Учтите, разных сортов…
— Не надо, Майка. — Черт равнодушно отвел взгляд от банок и бутылей. — Ну, а если и потянет на интим, тебя приглашу. От твоего обслуживания мертвый на стену полезет…
Майка будто ждала этих слов и опять подкралась к Якову.
— Чушечка ты моя, зацелованная, я тебя так люблю, так люблю!.. Много у тебя черненьких?
Якова повело.
— Хватает!
— Дурачок! Отдай их кисе на сохранность… Ни копеечки не пропадет без толка: переспал в моем теремке ночку — четвертачок, а остальные, как в сберкассе!
Приход Эльвирочки приостановил трагическую развязку от посягательств назойливой торгашки на Якова. Наглая Майка считала всех без исключения мужчин источниками своего благосостояния и благополучия.
Эльвирочка оценила ситуацию и ликвидировала назревший скандал, нагрузив на дюжего черта и Владимира Ивановича многочисленные покупки.
Майка, оставшись без потенциальных источников дохода, любовника и фантаста, начала со стуком переставлять товар с места на место, не зная, на ком выместить злость.
Эльвирочка перевела взгляд от дополнительной груды коробок и свертков на спутников и, мысленно оценив их грузоподъемность, с сожалением вздохнула.
— Кажется на этом остановимся!
Большая фарфоровая ваза осталась дожидаться другого покупателя.
Донесшиеся раскаты грома и косые струи дождя на зеркальных витринах загнали постовых- сбесившихся внутрь магазина.
Владимир Иванович смотрел на хлеставший по стеклам ливень и недоумевал — откуда мог взяться в Богеме дождь? Да еще такой сильный? Ахенэев утвердился в мысли, что в аду погода — постоянное «ясно».
— Эх, не вовремя разверзлись хляби подземельные! Почитай, дня на три! Жди теперь, когда отшабашившие собратья смоют с себя похмельную накипь и выключат душ. Так что, босс, оденемся соответственно.
Яков достал пачку геннзнаков и отдал Эльвирочке, попросив приобрести зонты и куртки.
В Майкином отделе что-то со звоном начало биться.
В «Саркофаг», спасаясь от ливня, спешно вошла группа одетых в оранжевые, отвисшие от воды длинные одежды, бритоголовых.
— Ну и поливает, — отжимая полы своего одеяния произнес один из них. Причем сказал без акцента, несмотря на явно восточные черты лица. Остальные четверо тоже принялись за приведение балахонов в божеский вид.
— «Вшивые» пожаловали! — Конфиденциально шепнул Ахенэеву черт. — Из окружения Шивы. Во-он того, первого, я знаю. Кое-какие аферы сообща проворачивали. Ну и цитрус, доложу я тебе, босс! Недаром под апельсин замаскировался. Полиглот! «Цитрус», заметив навьюченного покупками Якова, радостно закланялся и, мелко переступая ножками, приблизился.
— Как поживаете, Яса-сан? Как дела, Яса-сан? Как семья, Яса-сан? — Зачастил он, не переставая кланяться.
— Все о'кей, Охмура-сан! — Яков разгрузился, сотворил пирамиду у своих ног. — Зачем пожаловал?
— Сикоко воды, Яса-сан! Я сапсем парымокла! Еще жють-жють и — до свидания, пириехал… С кино для всех пириехал. А пырымокни кина и — Охмура-сан сапсем бы разорился.
Апельсиноподобный плакался на не ко времени прохудившийся душ и, одновременно обследовал увесистый кожаный мешочек.
Остальные экзотические фрукты занимались тем же. Взвесив на ладони таинственный кисет, Охмура-сан хитренько заулыбался и продолжил:
— Холосая кина пливез, толстая богатыя Охмура-сан будет. Посмотрите, Яса-сан!
Из подсобки вышел седовласый хмурый грешник, манера поведения которого давала повод предположить о том, что это директор «Саркофага». Увидев «апельсина» с носильщиками, по лицу седовласого словно провели утюгом: он радостно подскочил на месте, и, отринув солидность, стал вытанцовывать перед инаковерующими.
— Как мы рады! Как мы счастливы, Охмура-сан, приветствовать Вас! Надолго в наши края?
Охмура, не снимая с лица хитренькой улыбочки, развязал свой мешочек и, сложив фунтиком тысячную геннзнаковую банкноту, сыпанул в нее немного белого порошка.
— Кайфура-сан, тебе насальник-сан, пударок плосил сиделать. Кина смотлеть будешь, Кайфуру-сан добрым словом помянешь!
Директор взял презент и, оглянувшись по сторонам, спрятал в потайной кармашек брюк.
Майка достала маленький блокнот в голубой обложке и что-то записала.
— Ты чего черкаешь? — Подскочил к ней хозяин «Саркофага».
Девица сделала невинное личико, голосок задрожал от обиды.
— Материал для очерка собираю. Не вечно же в этой гробнице куковать. Вот опубликуюсь в «Прейзподнеш пресс», тогда поймете, какие таланты зажимаете…
Директор в сердцах сплюнул.
— Ты мне эти шуточки брось. А не то, цацкаться не буду, в склеп переведу. Там писать будешь…
Охмура-сан, не снимая с лица улыбки, что-то прострекотал своим компаньонам и те согласно замяукали.
Подошла Эльвирочка, неся две серебристого цвета куртки «Ферари» и мужские зонты.
Охмура, увидев ее, опять включил свой поклонный механизм и засюсюкал пуще прежнего. Излив на девушку целый океан цветистых восточных комплиментов, он передал Эльвирочке конверт, добавив, что подобные послания доверяются единицам и он горд сознанием, сделать известной приме приятное.
Эльвирочка вскрыла конверт, достала несколько листочков тончайшей рисовой бумаги и быстренько прочитала. Затем протянула письмо Ахенэеву.
В изысканных выражениях Эльвирочке за сногсшибательную сумму предлагалось сняться в нескольких порнофильмах.
Девушка забрала у Владимира Ивановича письмо и, разорвав его на мелкие кусочки, бросила на пол.
— Охмура! — Подступила она к «цитрусу». — Ты хоть знаешь, что там написано?
— Эрвироцка-сан! Охмура-сан цузых писем не цитает! Охмура-сан самулая! — Гордо ответил оранжевый.
— Твое счастье, что не знаешь… — Девушка занервничала и отошла к Ахенэеву. — Володенька, как они мне с этими предложениями надоели. — Она окончательно расстроилась.
— А что предлагают? — Влезла в разговор Майка. — Может я смогу подменить? Я же все-все умею! Возьмите меня к себе, — она вцепилась в балахон «апельсина».
Седовласый директор, стоявший немного в стороне, ненавидяще посмотрел на подчиненную и процедил сквозь зубы.
— Навязалась шлюха на мою голову. И «вшивого» охмурить хочет! Вот гадина назойливая!
Но Охмура, позабыв о том, что он «самулая» и что вместо «р» и «ш» ему положено говорить «л» и «с», стряхнул назойливую стервь и вполне членораздельно прошипел:
