только здесь, а и на просмотре мод побываем. Он и меня на ковер вызвал. Продолжить разборы с начальником адова Преставительства и несостоявшимся шурином. Честно говоря — я им не завидую! Если Всевышний не внесет коррективы, не миновать Меньшиковской методы, это в лучшем случае, а так, глядишь, и отбрешутся. Антихрист есть Антихрист… Нет, каков козел, в прямом смысле слова — на моем горбу хотел в собственный рай въехать!
Владимир Иванович, что-то вспомнив, заозирался по сторонам.
— Что с тобой, родной? — С тревогой спросила Эльвирочка.
— Извини, милая, не подумай ничего плохого, но мне надо срочно перемолвиться тет-а-тет с Яковом.
— Пожалуйста! — Опять недоумевающе пожала плечиками девушка и, надув губки, отошла в сторону.
— Яш, — зашептал на ухо бесу Ахенэев, хотя никто не мог их услышать. Обрати внимание: мы с тобой преспокойненько крамольничаем, Ярилу упоминаем, а оттуда, — он ткнул пальцем вверх, — ну никакой реакции. А ведь Он, сам отлично знаешь, — Он все слышит. Он — все видит. И — тишина…
Яков побледнел и тоже опасливо закрутил мордой по сторонам.
— Да, босс, это становится интересным?! Даже по салазкам никто не съездит… А может, ему и не до нас? Ад-то огромный, беспредельный… Все сразу и не проконтролируешь? Но, все равно, ты прав, надо быть поосмотрительнее.
Яша потрогал крепенькие рога и, передернувшись при воспоминании о Богемской экзекуции, резко обернулся назад и, добавив; «Кажется хвоста за собой не привели» — решительно шагнул на Ярилино подворье.
— Ну что, отроки, выгорело дельце? — Ярило сидел в той же позе, что и при расставании, и новая деревянная кружка, которую он при виде вошедших поставил на стол, по-прежнему источала аромат браги.
— Все нормально, старче. Графиню отшили. Вот, — Яков указал на Ахенэева, — благодаря ему. Разыграл, как по нотам. Вони, конечно, хватило. Но — контракт расторгнут. С этим завязано. Теперь другая печаль навалилась. Попал, что называется, как кур в ощип.
— Что еще такое? — Старец недовольно вскинул брови. — Что за печаль?
— Да,… - бес грустно вздохнул, — отрыгиваются мои старые любовные загулы…
— Выражайся, пожалуйста, поскромнее, — осекла «братца» Эльвирочка.
— Извиняюсь, мадемуазель! — К Якову постепенно возвращался юмор и он, поклонившись Эльвирочке, продолжил. — В прошлом году угораздило меня связаться с одной дамой. Некой инопланетянкой. Баламутрией. Ну, так вот, сейчас эта фря опять в преисподнюю к нам пришкандыбала, едрить ее за третью руку!
— Яша!!! — Опять возмутилась Эльвирочка.
— Еще раз извиняюсь! — Бес забарахтался в памяти, пытаясь подобрать подходящее определение Баламутриному появлению и, скосив глаза на «сестренку», зачастил.
— Явилась, не запылилась и — сразу права качать! Да еще и киндера приволокла. Мой, говорит… Может и мой, да уж больно чудной. А так — ничего, шустренький акселератик, развитой… Но — я ее ничем не обнадеживал. Так, пустые слова пламенной страсти. Да ты, старче, не хуже моего знаешь, о чем говорят в постели. А проксимоцентаврянка, с дуру, и влюбилась. А теперь женить на себе хочет. До самого Сатаны добралась. Тоже, оказывается, столбовая дворянка. А Сатана и намекнул, деликатно эдак, «посоветовал» не ерепениться. Прикидываешь, положеньице?… Из огня да в полымя!
Ярило выслушал Яшин рассказ, осушил очередную кружку и задумчиво потеребил бороду.
— Как, говоришь, звать-то эту иностранку? Баламутрия?
— Ага-ага, — закивал башкой Яков. — Она самая!
— Желательно бы на ее поглядеть, побеседовать, — Ярило поднялся со скамьи и, скрипя рассохшимися половицами, зашагал по светелке.
— Да к чему тебе она? О чем беседовать-то? О том, что «бананы» и «штроксы» удобны при носке, или о том, какой макияж лучше к фиолетовым волосам?
Ярило остановился. Глаза деда, казалось, увидели нечто далекое.
— Что ты тут кобенишься, дуропляс! К твоему сведению, и на Проскиме наши. И немало. А ну-ка, покажь портрет сей девицы. Или не имеешь?
Яша, так и не понявший, к чему клонится беседа, недоуменно развел лапами.
— У меня есть. — Эльвирочка достала из сумочки яркий журнал, протянула Яриле. — И на обложке, и дальше — смотрите.
Девушка повернулась к Якову и принялась выговаривать:
— К твоему сведению, «братец», Баламутрия — просто прелесть. Я с ней очень хорошо знакома. Умная, содержательная и в каждом письме про своего любимого упоминала. Только из деликатности имя не называла. И за что она такого дурака любит? А ты с грязью хочешь смешать эту умницу!
Ярило просмотрел журнал, сверился с какими-то добытыми из сундука, книгами и, хлопнув крышкой, разогнув спину, категорично заявил:
— На ней, Яков, женишься! Понял?!
— Да я… — открыл было рот Яков.
— Все! Точка! Разговор окончен.
— Тьфу ты, срам какой! Да рази ж это одежа? Одна видимость, вернее, невидимость, — Ярило, не обращая внимания на косящихся на него модниц, на чем свет стоит, костерил туалеты Проксимоцентаврянского Дома моделей.
Элегантная ведущая плавной походкой фланировала по сцене и комментировала товар.
— В этом сезоне женщинам всех возрастов предлагается новинка. Само собой разумеется, что для ношения подобных платьев необходимо обладать хорошими природными данными. Но и для женщин не могущих похвастаться стройными ногами и тонкой талией, у нас приготовлен сюрприз. А пока, — она протянула руку к кулисам. — Фасон под названием: «Всегда и везде твоя».
На сцену, сопровождаемые ритмичной музыкой, выступили несколько манекенщиц из сборной команды Проксимского и Адова Дома моделей.
Ярило опять занервничал и завозмущался.
— Яшка, ежели и твоя будет заголяться у всех на глазах, то, учти — такую и на дух не нужно!
Эльвирочка прыснула в кулачок.
С первого взгляда казалось, что манекенщицы не имеют на теле ничего, кроме туфелек и узеньких трусиков бикини, и лишь повнимательнее приглядевшись, Ахенэев понял, что женщины, как будто окутаны разноцветными прозрачными облачками. Материал, из которого были сотканы платья, по меткому выражению Ярилы, действительно оказался — сплошной невидимостью. На Земле Владимиру Ивановичу не приходилось сталкиваться с подобными туалетами, но по путевым очеркам побывавших в кап. странах журналистов, он знал, что, допустим, для американских модниц — «насквозьки» не внове. Журналисты, в описании такого падения нравов и вкусов у «тамошней» публики, изощрялись наперегонки, драпируя прозрачное безобразие в изящные литературные одежды.
— Володенька, я, честно говоря, от проксимских дизайнеров ожидала большего, — произнесла Эльвирочка, меланхолично постукивая карандашиком по блокноту. — Посмотрим, что-то преподнесет моя подружка. У Баламутрии развито чувство тонкого вкуса и я почти уверена, что она-то сумеет покорить новизной фасонов местных клуш. Да и, пожалуйста, утихомирь Ярилу. А то, того и гляди, начнет во всеуслышание разглагольствовать о девичьей чести, пропагандировать нравственные начала… Старик он, конечно, симпатичный, но уж больно ископаемый, что ли.
Старый бес, как подслушал, устроил повторную нахлобучку Якову.
— Так и знай, — втолковывал он. — Коли твоя девка начнет срамить бесовское племя — и тебе, и ей всыплю по первое число!
— Я-то тут при чем, дед, — отмахивался от старца Яков. — Да и какой ей смысл загуливать в неглиже?
