— Да никак это Ванечка! — вдруг услышал он знакомый голос, обернулся и увидел Ольгу.
— Леля! Какими судьбами?
— Неподалеку была, заказ относила, дай, думаю, загляну, живой ли Ванечка?
— Живой, Леля, живой! — ответил он, радостно суетясь. — Да ты садись. — Он подвинулся. — Тут хорошо, тенек…
Она села рядом.
— Что читаешь?
— «Капитал» называется. Карла Маркса… В новом кружке изучаем. Я думал — тебя там встречу.
— Не встретишь, Ванечка. Уезжаю.
— Уезжаешь? — Он удивился. — Куда?
— На родину. На Воткинский казенный завод.
— Чего ж так, Леля? — Он недоуменно и жалостно посмотрел на нее.
— Да за муженьком… Надоело ему тут. Решил вернуться.
— А тебе? Тебе тоже надоело?
— Мне не надоело, Ванечка. Только куда иголка, туда и нитка… Завтра вечером едем. Уже вещи сложили.
— Я тебя на вокзале провожу… Отпрошусь у мастера…
— Не надо… — Она погладила рукой его волосы. — А ты очки начал носить? Плохо видишь? Тебе идет в очках.
— Неужели мы с тобой больше не увидимся?
— Выходит, что нет. — Она вздохнула. — Мне самой не хочется ехать. Тут кружок был. Листовки расклеивала. На манифестацию ходила… А там что?
— Там тоже можно в кружок ходить. Наверно, есть. Теперь повсюду на заводах есть кружки. И забастовки бывают, и манифестации… Какой это губернии твой Воткинский завод?
— Вятской. А тебе зачем?
— Думаю, если ссылают в эту губернию, то, может, я туда попаду. Говорят, место высылки можно выбирать.
— Не знаю, Ванечка… А чего это ты о ссылке заговорил? Грозит что?
— Всяко, Леля, может случиться.
— Я тебе свой адрес дам. Может, письмецо когда пришлешь.
Он проводил ее почти до дома. Стемнело. Где-то тоскливо пела гармонь. Плакал ребенок.
— А теперь прощай, Ванечка. Вон окошко наше горит. Не хочу, чтоб мой Иван тебя видел.
— Прощай, Леля. — Он силился улыбнуться, но улыбка получилась жалкой и вымученной.
— Не поминай лихом… — Она вдруг обняла его и крепко поцеловала в губы. — Прощай!
«Ну вот и все», — невесело думал Фиолетов, возвращаясь ночью домой.
Кажется, совсем мало знал он Ольгу, и виделся с ней скудно, и разговоры с ней вел не столько наяву, сколько в мыслях, лежа на узкой койке, а глянь, ушла Ольга, чтобы никогда больше не встретиться с ним, — и что-то вдруг оборвалось у него внутри.
Не помня себя от огорчения, он долго шел без всякой цели, только бы идти, и очнулся лишь на какой-то незнакомой шумной улице. У большого магазина собралась толпа. Фиолетов машинально глянул на витрину и увидел там портрет адмирала Макарова, про которого часто упоминали сводки с театра военных действий. Все так же машинально он присоединился к толпе и тоже стал смотреть на витрину. К портрету подошел приказчик и обвил его черным крепом. И в этот миг все, кто был в толпе, обнажили головы, и кто- то тихо, но так, что все услышали, произнес: «Упокой, господи…»
Партийные активисты Баку работали в разных местах, порой очень далеких друг от друга. Вместе они собирались раз в месяц, а в экстренных случаях прибегал посыльный.
Сегодня к Фиолетову домой приехал на отцовском ослике Абдула.
— Здравствуй, Ванечка! — сказал он, просовывая в дверь голову. — Тебя можно на минутку?
Фиолетов вышел. Он знал: если Абдула не заходит в дом и не интересуется здоровьем всех его родственников, значит, он должен сообщить что-то секретное.
— Завтра после смены приходи к Красину, — шепнул Абдула.
…Собирались по одному, тихонько проходили в комнату с зашторенными окнами, здоровались. Фиолетов пожал руку Вацеку, Енукидзе, нескольким парням, которых видел впервые. Вздохнул, что нет Монтина — еще в прошлом году Петр попал в тюрьму. Наконец шумно отворилась дверь и быстрой, решительной походкой вошел, как всегда, подтянутый, щеголевато одетый Красин.
— Здравствуйте, товарищи! Простите, что заставил вас ждать.
Он не сказал, что, засучив рукава крахмальной сорочки, только что помогал рабочим кантовать ротор вспомогательной динамо-машины, которую должны были установить на станции.
— Как вы знаете, мне выпала честь принимать участив во Втором съезде РСДРП, — начал Красин. — Съезд был во всех отношениях примечательный. Достаточно сказать, что съезд принял революционную, — он выделил голосом это слово, — Программу партии. Проект Программы, принадлежащий Плеханову и Ленину, — вы все его читали, он был опубликован в «Искре» и «Заре» — отличается от всех других программ, в частности от программ партий Второго Интернационала, четко сформулированной идеей диктатуры пролетариата.
Красин умел говорить горячо, образно, и Фиолетову казалось, что он сам побывал на съезде, до хрипоты спорил с противниками Ленина, клеймил оппортунистов, противников «Искры», голосовал за Программу партии и за ее Устав, первый пункт которого вызвал такие ожесточенные споры.
— После всего, что вы услышали о съезде, — сказал Красин, — я бы хотел знать, с кем вы пойдете — с Лениным или с Мартовым? С большинством или с меньшинством?
Первым ответил Фиолетов:
— С Лениным, конечно!
За ним поднял руку Вацек:
— С Лениным!
За Вацеком — Енукидзе:
— С Лениным!
— Что касается меня, то я бы предпочел пока воздержаться от ответа, — произнес незнакомый Фиолетову полный мужчина, похожий обликом на восточного князя. — Мой народ намерен создать свою партию.
— Собираетесь пойти по стопам Бунда, товарищ Аракельян? — быстро спросил Красин.
— Каждая нация, и особенно такая угнетенная, как армянская, должна отстаивать свои узконациональные интересы. — Он демонстративно поднялся и взялся за шляпу.
— Что ж, товарищ Аракельян, дело ваше, — сказал Красин. — Не смею задерживать.
Засиделись допоздна. Пили вприкуску крепкий чай из грушевидных стаканов. Леонид Борисович долго не отпускал никого.
— Возможно, мы больше с вами не встретимся, друзья, — сказал он на прощание. — Мне очень нравится здесь, я искренно полюбил и вас, и этот чудесный город. Но… он развел руками. — Цека предложил мне покинуть Баку…
Глава шестая
Во второй половине 1904 года в Баку на жительство приехали два человека, обратившие на себя внимание губернского жандармского управления.
Один из них, прибывший из Грузии, был исключен из Тифлисского учительского института за участие в «противуправительственных действиях», «член преступного сообщества, именуемого Российской социал- демократической партией» Прокофий Джапаридзе, партийная кличка которого — Алеша — также была известна жандармскому управлению. В Баку Алеша прибыл по направлению Кавказского союзного комитета
