— Прошу вот сюда… Осторожно, здесь ступенька, — предупреждал Запорожный.
В комнате стояла кровать, шкафик, стол, этажерка с книгами, на стене висела групповая фотография.
— Как вам нравится мое спартанское жилье? Сейчас мы попросим притащить еще одну кровать, и вы чудесно отдохнете.
Запорожный продолжал суетиться, принес с кухни шумящий самовар, стал доставать из шкафа посуду.
— Простите за нескромный вопрос, — он посмотрел на Фиолетова. — Вы большевик, меньшевик, социалист-революционер? Впрочем, для меня это не имеет значения.
— Не имеет значения? — Фиолетов с настороженным любопытством посмотрел на него. — Большевик. А вы?
— Знаете ли, Иван Тимофеевич, я еще не определил свои политические взгляды.
— И когда же вы собираетесь их определить, если не секрет? — Фиолетов уже не скрывал насмешки.
— О, время пока терпит…
Фиолетову вдруг стало неуютно в этой чистенькой комнате с шумящим самоваром на столе.
— Простите, Семен Пантелеймонович, но я, пожалуй, пойду, — сказал он, поднимаясь со стула.
Запорожный остановился посреди комнаты с чашками в руках.
— Почему? Что с вами?
— Вспомнил, что надо срочно явиться к исправнику, а то, чего доброго, попадет.
— Но ведь там никого нету… Пойдете завтра утром…
— Кто-нибудь есть. Там и с жильем устроюсь. Не смею мешать.
Фиолетов взял свой узелок с вещами и зашагал к выходу. Запорожный недоуменно пожал плечами.
— Никак не могу понять этих большевиков.
Фиолетов вернулся на пристань, устроился на скамейке, где и скоротал ночь, а утром отправился искать уездного исправника, чтобы доложить, что административно-ссыльный Иван Тимофеев Фиолетов прибыл в город Сольвычегодск для отбывания срока надзора.
Резиденция исправника помещалась в трехэтажном здании присутственных мест, которое Фиолетов заметил еще с баржи. В этом же доме находилась почта, казначейство, полиция, тюрьма и тюремная церковь, о чем свидетельствовала возвышавшаяся над железной крышей маковка, увенчанная голубым крестом.
При виде Фиолетова исправник вздохнул. С политическими ссыльными было очень хлопотно. Он даже послал слезное письмо господину губернатору, просил его ограничить присылку в уезд «политиков», а тот продолжал сдать и слать.
— Ну что ж, раз направил губернатор, будем за вами присматривать, — сказал исправник. — Прошения и прочие просьбы на имя вышестоящего начальства надлежит подавать только через меня, — пробормотал он заученной скороговоркой.
Фиолетов прочитал и подписал: «Обязуюсь исполнять все в точности…»
— И еще несколько вопросов, господин Фиолетов. — Исправник взял со стола другой бланк. — Ваше имя, отчество, фамилия… Впрочем это мне известно… Место рождения… Вероисповедание… Были ли под судом? Нет? Так и запишем. А где собираетесь жить? Впрочем, это ваше дело. Хочу только предупредить, что в квартире больше, чем втроем, поднадзорным собираться запрещается.
Когда Фиолетов ушел, исправник вызвал делопроизводителя и продиктовал ему секретное донесение в канцелярию вологодского губернатора о том, что административно-ссыльный крестьянин Иван Фиолетов 12 сентября 1908 года прибыл в Сольвычегодск и водворен на жительство с учреждением за ним надзора полиции.
Политические ссыльные получали от государства пособие, так называемые кормовые и одежные. Фиолетову, как непривилегированному, полагалось на пропитание восемь рублей пятьдесят копеек в месяц. Одежные выдавались два раза в год — на лето одиннадцать рублей и на зиму тридцать шесть рублей девяносто девять копеек.
— Подумаешь, какая точность… — Фиолетов усмехнулся, узнав в полиции об этой царской милости.
— Напрасно смеетесь, молодой человек, — заметил сидевший в участке полицейский. — Будь я на месте государя, я бы и копейки таким, как ваш брат, не дал бы.
Спорить с ним было бессмысленно и небезопасно. Фиолетов держал в руке только что полученные восемь с полтиной, соображая, как их растянуть на целый месяц. Была бы с ним Ольга — вышло бы семнадцать на двоих, она вела б хозяйство, и все было бы хорошо.
Фиолетов все же надеялся, что его прошению на имя губернатора дадут ход, и он, набравшись терпения, ждал, когда подойдет сюда очередной этап, — возможно, с ним приедет Ольга. Правда, уверенности в этом не было.
Одинокую фигуру Фиолетова, каждый день прохаживающегося по пустому причалу, в конце концов приметил начальник дебаркадера.
— Вы чего тут постоянно гуляете, молодой человек? — спросил он дружелюбно.
— Да вот жена должна приехать… Вы не знаете, когда следующий этап прибудет?
— Знаю. Послезавтра к ночи. Так что возвращайтесь-ка домой, молодой человек, а в четверг часам к десяти придете.
…Конечно, в четверг он явился на причал не к десяти часам, а к шести — не хватило выдержки.
Приход баржи с политическими ссыльными местные власти всегда старались держать в секрете, но это им никогда не удавалось, и к восьми часам на пристани появились первые встречающие, а к девяти весь причал уже был заполнен народом.
Баржа показалась вовремя — точная копия той, на которой приехал Фиолетов. Уже совсем стемнело, высыпали звезды. Два керосиновых фонаря на дебаркадере почти не давали света, но на барже горели огни, и были видны сгрудившиеся на палубе пассажиры, конвой, швартовая команда с пеньковыми тросами в руках. Те, кому полагалось сойти, стояли отдельной группой, человек десять — двенадцать.
Ольги среди них не было.
«Что же это такое!» — чуть не вскрикнул Фиолетов, и в этот момент услышал ее голос:
— Ванечка! Я здесь… — Она стояла на куче канатов, валявшихся на палубе, и, увидев Фиолетова, подбежала к борту. — Меня в Яренск везут!
— В Яренск? — Он чуть не задохнулся от обиды на свою судьбу.
Фиолетов стоял внизу, задрав голову, и смотрел на свою Ольгу. Слабый свет фонаря освещал ее похудевшее лицо, белый платок, из-под которого выбивались толстые косы.
— Как здоровье? Я так волновался…
— Поправилась, как видишь… Я не знала, куда тебя загнали. На каждой пристани искала, все глаза проглядела.
— Я тоже каждый день сюда ходил, тебя встречал.
— Вот и встретились… — Она горько усмехнулась, — чтоб сразу расстаться.
— Не положено разговаривать, барышня. — К Ольге подошел пожилой конвойный солдат.
— Это мой муж, — сказала она, показывая на Фиолетова.
Солдат молча отошел от нее.
«Муж… — Фиолетов тяжело вздохнул. — Если бы мы были обвенчаны… Семейных почти всегда направляют в ссылку в одно и то же место». Он задумался и вдруг радостно улыбнулся от шальной мысли.
— Послушай, Леля. В Яренске есть такая Дуся Казакова. Она со мной одним этапом ехала. Найди ее и спроси, не будет ли она против, если я ее в невесты возьму.
— Да ты что, Ванечка! — Ольга всплеснула руками.
— Глупенькая. Если я напишу губернатору, что в Яренске у меня невеста, меня туда обязательно переведут. Только чтоб она согласилась на эту комедию.
Ольга наконец поняла и обрадовалась.
