Героическая мелодия, под которую маршировали немецкие рабочие в последней отчаянной попытке остановить фашизм, сразу захватила собравшихся. Когда припев зазвучал во второй раз, все уже пели, как один человек. Заключительный аккорд встретили овацией.
— Лозунги! Лозунги писать! — кричала маленькая библиотекарша.
— И листовки! Надо напечатать листовки!
— А на чем печатать? Или от руки?
— Зачем от руки? А подпольная типография на что? Михалыч, давай налаживай свое хозяйство!
Пожилой человек в синей робе послушно направился к стоявшему в углу печатному прессу.
— О чем это они? — спросил Костя у директора.
— Дело в том, что сюда при Кипяченом выселили мемориальный музей «Подпольная большевистская типография», — пояснил Сёмин. — Еще от народовольцев осталась, потом соратники Ильича пользовались.
— Отлично! — обрадовался Бабст. — Это пригодится. Ну, за дело!
Глава 29
Свободная пресса
— Кто-нибудь дорогу запоминает? — спросил Паша. — Учтите, у меня без гугл-мэпс — пространственный кретинизм!
— Я походник со стажем, — напомнил Бабст. — Если что — назад выведу. А пока вся надежда на Иваныча.
Савельев вел их тропинкой через лес к Вакховой Поляне. Позади осталась речка Пырка с каркасом недостроенного моста, с которого ныряли дети. Остался и паромщик, который, узнав, в чем дело, тут же пообещал бесплатно перевозить через реку всех, кто выступает против «мэрского елдака».
Культурный фронт, и без того малочисленный, разделился на две неравные группы. Трех самых молодых библиотекарш отправили в центр города — раздавать листовки возле собора и агитировать граждан. Прочие представители интеллигенции, к которым примкнули и прикормленные в библиотеке старушки, форсировали Пырку на пароме в километре от усадьбы Кипяченого и затаились в лесу в ожидании сигнала.
Мобильных телефонов у работников культуры не оказалось, поэтому Бабст одолжил Николаю Ивановичу свою старую, видавшую виды «Нокию». Ни Паша, ни Савицкий со средствами связи расстаться не пожелали, а Мурке было не положено по инструкции: а ну как из приемной Тяпова позвонят, а вместо сотрудника Голубковой ответят бойцы культурного фронта?
Для начала решено было провести разведку. В разведчики больше всех рвался Паша, которому в детстве не довелось поиграть в «Зарницу», но в итоге пошли все четверо охотников за собакинским наследством. Проводить их до ограды усадьбы вызвался сам Иван Иваныч.
Забор возник среди деревьев, как корабль-призрак. Не поверив глазам, Живой сделал несколько шагов по усыпанной хвоей земле, вытянул вперед руку и уперся в бетонный блок. Крепостная стена, отделявшая владения мэра от общенародных, в высоту достигала метров трех, а сверху из нее торчали полуметровые ржавые металлические прутья, обмотанные колючей проволокой.
Следуя за Иваном Ивановичем, разведчики вышли на открытое место. По правую руку степенно несла свои воды Пырка. Возле берега плавало утиное семейство. Здесь река делала небольшую петлю, и забор повторял ее изгибы. Судя по всему, эпицентр событий был за поворотом: оттуда слышались неразборчивые выкрики и гул техники. Едва Вера сделала пару шагов к берегу, чтобы полюбоваться утятами, как вдруг раздался грозный рык, десятикратно усиленный мегафоном: «Граждане бандиты! Предлагаем сдаться законной власти!»
— Судя по голосу — майор Пыжиков, командир ОМОНа, — определил Савельев. — Сам тот еще бандит, уже в школе таким был.
— Все по серьезке! — покачал головой Паша и предложил: — Давайте вон на тот симпатичный холмик поднимемся, может, с него разглядеть чего удастся?
Возле реки возвышалось некое подобие кургана, на вершине которого сверкал на солнце мраморный обелиск. разведчики подошли ближе и прочитали надпись, выбитую огромными золотыми буквами:
— Иван Иваныч, ты про этот курган рассказывал? — вспомнил Бабст.
— Ну да.
— А как же тут раньше бойцы Кипяченого лежали, а теперь тяпы и ляпы? — удивилась княжна.
— Так ведь в истории всегда так, — невесело улыбнулся архивариус.
— Ладно, давайте подниматься, отсюда ни черта не видно, и солнце в глаза светит, — поторопил своих Савицкий.
Паша приложил руку ко лбу:
— Смотрите-ка, там тризна какая-то идет, — сказал он. — Интересно, по кому — по тяпам-ляпам или по кипяченой братве?
На лестнице, ведущей к обелиску, стояла скамья из черного мрамора, а на ней, разложив газету с закуской, расставив походные рюмки, бутылки с пивом и шкалик водки, пировали какие-то люди. Они были так увлечены процессом, что даже не заметили посторонних.
— А! Наша доблестная пресса, — пожевав губами, произнес Савельев. — Всех лучших журналистов еще в кипяченые времена истребили, а кто похитрее — уехали за границу, как жертвы режима. Остались только такие вот халтурщики. Постоянные опечатки, безответственная работа с источниками, факты не перепроверяют, тяп-ляп, сдали — и пошли распивать.
— Должно быть, потому у них Тяпа и Ляпа — небесные покровители! — указывая на обелиск, предположил Паша.
— А так как фактов они не проверяют, то и не знают, что тут на самом деле кипяченые лежат, — добавил Бабст.
