— Мы зовем ее Карапака. Она с самого начала мира была. Мира еще не было, а она была. А потом Кудай пришел, бог то есть. А она его огонь добывать научила, на охоту ходить научила, кашу варить научила. А потом икру метать стала. Метнула икринку — Земля получилась. Метнула еще — звезды получились, планеты...
— Значит, земля — это икринка. Понятно. А в головастика она не превратится? — насмешливо спросил Живой.
— Правильно понимаешь, — серьезно ответил Башлык. — Когда Эра Головастика наступит, мы все другие станем. Друзьями будем, товарищами и братьями.
— А когда все это будет?
— Об этом только кам знает. Папа мой.
— Значит, жаба для вас — главное священное животное? — спросил Савицкий.
— Она не животное. От нее наш род идет. Поэтому мы самые главные, — гордо ответил мальчик.
— Да как же можно верить во всю эту ерунду? — не выдержал Живой.
Башлык не обиделся, а улыбнулся так, словно услышал речь неразумного ребенка.
— Вот когда тебе совсем плохо станет, попроси Карапаку помочь — тогда увидишь, что ерунда, а что не ерунда.
— Обязательно попросим, — пообещал Петр Алексеевич.
Почтительно поклонившись двоюродной внучке основательницы рода ненемцев, Савицкий и Паша в сопровождении странного мальчика вернулись в столовую.
Там они обнаружили Бабста. Научный консультант экспедиции сидел возле камина на тугом, тщательно завязанном мешке и от нечего делать тихонько наигрывал на гитаре. Перед ним на стуле стоял менделеевский аппарат. Машинка бодро тикала, а из крана в подставленный стакан исправно стекали прозрачные капли. Ненемцы поглядывали на Костю уважительно, а на его мешок косились со страхом.
— Ты, я вижу, времени даром не терял, — сказал Петр Алексеевич.
— Ага. Через полчаса начинаем эксперимент. А Вера где?
— Свинью выпускает. Да вот же она!
В комнату влетела радостная княжна.
— Вы представляете, он меня поцеловал на прощанье! Хрюкнул и ткнулся мордочкой! А потом побежал к ограде так быстро, как олимпийский чемпион!
— Ну, слава богу, — сказал Петр Алексеевич. — Значит, можно считать, что все дела мы сделали. Теперь давайте думать, как отсюда выбраться.
— А чего тут думать? — пожал плечами Живой. — Свинью мы спасли, значит, Шрек нас с распростертыми объятьями примет. Сейчас академик примет сто грамм, а потом берем мешок и идем к воротам. Вот и все.
Савицкий и Бабст переглянулись.
— Нет, не пойдет, — сказал глава экспедиции. — Мы не можем оставить здесь ребят. Если мы уйдем, Лиходумов начнет штурм.
— Правильно! — горячо поддержала Вера. — Мы же правозащитники. Мы должны спасать ненемцев!
— Ну так давайте уговорим их сдаться! — заволновался Паша. — Мы же это мэру и обещали!
— Ничего мы не обещали!
Услышав их разговор, Башлык негромко, но твердо сказал:
— Мы сдаваться не хотим.
— Это правильно, — поддержал его Бабст. — От Михи вам пощады не будет. Дело сошьет обязательно. А у нас он, кстати, траву отберет. Вы об этом подумали?
Все замолчали.
— Сколько времени осталось? — спросила Вера.
Петр Алексеевич поглядел на часы.
— Лиходумов давал три часа, значит, остается час двадцать.
— Еще можно что-то успеть. Думайте.
Все снова замолчали и стали размышлять.
Ненемцы тоже притихли.
— Если бы тут малая юрта была, — задумчиво сказал Заяц, — мы бы в дымоход улетели. А в большой юрте летать нельзя.
— Нет, нельзя, — покачали головами остальные.
Снова наступила тишина. Было отчетливо слышно, как тикает менделеевский аппарат.
Паша ходил из угла в угол, держась за голову.
— Блин, что делать-то, а? Что делать? — повторял он.
— Не создавай нам нервоз! — строго сказала княжна.
— Нервоз... А если этот упырь бомбить начнет? Или газ пустит? А ты что сидишь? — накинулся Живой на Башлыка. — Делай что-нибудь! Ты же говорил, что когда совсем плохо, надо жабу просить! Так давай, проси!
Лицо мальчика просветлело.
— Ты молодец! — сказал он Паше. — Не зря она на тебя так посмотрела. Эй, становитесь все в ряд, вместе просить будем! А ты, — обратился он к Зайцу, — переводи им давай. Пускай они по-русски тоже просят.
Он поднялся со своей подушечки и как-то сразу изменился: взгляд его стал строгим, движения — властными. Не поворачивая головы, он приказал Зайцу:
— Койон, пюрюк кам мага бер!
Заяц сбегал в соседнюю комнату и притащил меховую шапку с длинной рыжей косичкой и совиными перьями.
— Кам курчак мага бер!
Повар подал ему шаманский пояс.
Участники экспедиции молча наблюдали за приготовлениями к камланию. Паша криво улыбался, но тем не менее, когда ненемцы и правозащитники выстроились в шеренгу, встал вместе со всеми.
Башлык взял кочергу, стоявшую у камина, и, подняв ее над головой, громко крикнул:
— Оп курый!
— Оп курый! — хором повторили ненемцы.
— Алтбатты кижи амадан калди!
— С просьбой к тебе пришли, говорит... — тихонько перевел Заяц.
— Куштух канат бер!
— Орлиные крылья, говорит, нам дай... Да вы повторяйте!
— Орлиные крылья нам дай! — вразнобой повторили участники экспедиции.
— Ак пулутка шидэлзин!
— Пусть упираются в белые облака!
— Канди яман нэмэ табылбазын!
— Пусть не случится ничего плохого!
В этот момент в кармане у Веры зазвонил мобильный телефон. Она быстро вышла на лестницу.
Звонил Тяпов.
— Ну, что там у вас? Лиходумов козлить перестал?
— Находимся на месте, трава у нас.
— Много взяли?
— Целый мешок. Уже раствор делаем.
— Проблемы есть?
— Проблема одна: как отсюда выбраться. Если выйти через ворота, то Лиходумов, скорее всего, отберет траву и остальные ингредиенты. А через забор тут не перелезть.
— Ясно. Вертолет там есть где посадить?
— Тут отличная площадка во дворе. Но нас много. Нам надо вывезти двенадцать человек рабочих, иначе они расскажут Лиходумову, зачем мы сюда приходили. Ну, и другие последствия будут, долго
